Давид из Толедо. Глава первая ⇐ Проза

[Zaharia]

Давид из Толедо
Предисловие
Дорогой читатель, хочу попросить прощение за то, что я весьма фривольно обошёлся с музой поэзии Клио и позволил себе в её отношении несколько больше, чем полагается джентльмену. В рассказе своем смешались как события, происходившие в разные годы, а порой и десятилетия, исторические анекдоты и авторский вымысел. Кроме того, внимательный читатель наверняка найдет здесь ряд неточностей, частично допущенных нарочно в угоду повествованию, частично в силу недостаточной авторской компетенции в ряде вопросов. Я надеюсь, что эта явка с повинной несколько смягчит строгость читательского суда.
Также хотелось бы добавить, что мне потребовалось немало внутренних усилий, чтобы сдержаться и не добавить в сюжет, относящийся к времени правления Иоанна Безземельного знаменитого разбойника в зеленом капюшоне, но в данной истории ему делать нечего, он занят, гуляя по просторам старушки Англии в тысяче других.



Пролог
Воды Ла-Манша яростно набрасывались на знаменитые белые скалы Этреты. Сын фермера, мальчишка восьми лет, бросал камни в набегающие волны. Его одежда насквозь промокла от долетающих брызг, но он не обращал на это никакого внимания. Пару раз особо большая волна поднялась так высоко, что грозила столкнуть его со скалы, но мальчик ловко отпрыгнул в сторону, не испугавшись ни на секунду. Вдруг, среди шума штормового моря, он услышал далекий звук глухого удара, а затем до него донеслись крики людей. Подбежав к самому краю и всмотревшись вдаль, он увидел на пределе своего превосходного зрения корабль, который от столкновения с торчащей из воды скалой развалился на две части и стремительно погружался под воду и через несколько минут полностью скрылся под поверхностью моря. Еще некоторое время доносились до его слуха отчаянные вопли, а потом стихли. Мальчик недолго постоял задумчиво, затем широко зевнул и вернулся к прежнему своему занятию. Кораблекрушения у берегов Нормандии были делом привычным. Один камень отскочил от воды целых девять раз, мальчик был очень доволен собой.
В тот день, помимо моряков, чьи имена история сохранила, на морское дно отправились золото, серебро и драгоценности, полученные английским королем в наследство от Аарона из Линкольна, богатейшего человека Британии своего времени. В те годы, в Англии, имущество, нажитое ростовщичеством, становило после смерти ростовщика собственностью короны. Непомерное состояние Аарона могло помочь закрыть зияющую дыру в королевской казне. Теперь, когда это богатство сгинуло в пучине море, и без того нерадужное, положение короля Иоанна, которого историки чаще называют полученным о отца прозвищем Безземельный, а современники презрительно именовали за военные неудачи Мягкий меч, становилось совершенно отчаянным.

[Zaharia]

Глава 1

Даже родная мать вряд ли признала бы в плетущемся по тракту из Гастингса в Уинчестер оборванце, сына успешного толедского торговца тканями, которого знали по всей Испании и даже за её пределами. Черный его плащ из хорошего флорентийского сукна был изодран и заляпан грязью, разваливающиеся ботинки из воловьей кожи чудом держались на ногах, а, торчащие из-под шляпы, каштановые волосы из-за пыли казались седыми. Кусок белок ткани на плече, ставший обязательным для ношения евреями за несколько лет до того, был едва заметен. За спиной висела дорожная сумка со всеми его скромными пожитками, сделанная из прочной двойной ткани, она сохранилась лучше всего.

Путника звали Давид, и в Англию он прибыл из Испании в поисках лучшей доли. В прежние времена евреи прекрасно уживались с мусульманами, платя вполне приемлемые налоги для иноверцев, и дед Давида Авмер был одним за самых богатых жителей Сарагосы. Он покупал ткань в Магрибе и продавал её богачам со всей Европы. Однако, с приходом к власти новой династии Альмохадов положение иудеев резко ухудшилось, и семья Давида перебралась в находившееся под властью кастильской короны Толедо. Поначалу дела на новом месте шли хорошо, старые связи помогли не остаться без поставок, и они смогли вернуть себе прежний достаток. После смерти Авмера дело перешло его старшему сыну Баруху, отцу Давида, который многие годы преумножал богатства семьи. Однако, со временем, христианские короли Кастилии стали увеличивать налоги для евреев, и выигрывать конкуренцию у фламандских и английских купцов становилось все сложнее и сложнее. Сначала пришлось продать роскошный дом с садом и переехать в дом поменьше, потом пришлось продать и его, и поселиться в двух комнатках на втором этаже. Потрясения превратили отца Давида из человека полного силы из здоровья в сломленного старика. С каждым днем он слабел все больше, целыми днями лежал на кровати, практически без движения, словно живой труп, пока и в самом деле не умер. Мать Давида ненадолго пережила мужа, не прошло и трёх месяцев как она отправилась вслед за ним в лучший мир. Давиду было двадцать три года, он был неплохо образован, свободно говорил на испанском, арабском и ладино, знал латынь и сносно изъяснялся на французском и английском, благодаря торговым делам с купцами из этих стран, умел писать на латыни, испанском и иврите. Он знал всё о тканях, мог с легкостью определить качество ткани и её происхождение, но все еврейские продавцы ткани были или разорены, или на грани разорения, никому не нужен был помощник. Другим же ремеслом парень не владел и не смог найти в Толедо никакой работы. Семья сестры его матери жила в Англии, так что Давид решил попытать счастья. Не смотря на бедность, родители все же оставили ему небольшую сумму и после покупки места на корабле до Гастингса, у него остались деньги, чтобы добраться до Уинчестера и протянуть несколько дней.

Боль в животе напоминала, что он ничего не ел со вчера. В Гастингсе Давид пополнил припасы, купил на рынке хлеба, сыра и груш, но вчера вечером он съел последние ломать хлеба и кусок сыра, а груши кончились за день до того. В леску вдоль дороги ему не удалось найти ни грибов, ни ягод и он не решался попросить еду у других путников. К счастью, вдалеке виднелась деревня, где он надеялся подкрепиться в таверне. В других обстоятельствах он предпочел был не нарушать требования кашрута, но выбирать не приходилось. От долгого пути Давид чертовски устал и ноги нещадно ныли, прежняя жизнь не подготовила его к подобным путешествиям.
Мимо, по направлению к Винчестеру промчались несколько вооруженных всадников, они явно ужасно спешили, одного зазевавшегося крестьянина едва не зашибли.
«Любопытно, что заставило их так торопиться – подумал Давид. Насколько ему было известно в Англии был мир. Если начнется война, она неминуемо обернется новыми налогами, как для христиан, так и для иудеев. Впрочем, ответа на этот вопрос ему было не узнать, так что он быстро выкинул всадников из головы.

[Zaharia]

Когда Давид добрался до деревни, он сразу же увидел таверну. Это было добротное двухэтажное здание из крепкого английского дуба, довольно большое. Обычно такие заведения встречались в крупных городах, но данное поселение располагалось возле оживленного тракта, и многие путники останавливались здесь по пути в Уинчестер и из него. Над входом висела вывеска: чрезвычайно упитанный кролик, уткнувшийся мордой в пивную бочку. Зайдя вовнутрь, Давид оказался в шумном и душном помещении, которое, не смотря на немалые размеры было под завязку набито людьми. В основном это были торговцы, которые ехали на ежемесячную ярмарку. Некоторые с неодобрением смотрели на грязные одежды Давида, большинство же не обращало на него никакого внимания. Они шумно обсуждали погоду, цены и последние политические слухи.
Давид с трудом протиснулся к стойке, за которой стояла невысокая, но крайне грузная женщина, с огромной грудью и грубым мужиковатым лицом, напоминавшая вывеску заведения. Взглянув на покрытые грязью лохмотья путника, она сказала низким, неприятным голосом:
- Мы здесь не кормим нищих бесплатно…
Давид достал из-за пазухи кошель, а из него несколько серебряных монет.
Вид денег резко изменил отношение тавернщицы, она расплылась в улыбке, которая, впрочем, не сделала её внешность хоть сколько-нибудь приятнее, и спросила на это раз куда более дружелюбно:
- Что изволите заказать?
- Курицу, хлеб и стакан вина, будьте добры…..
- Какой акцент необычный, откуда вы?
- Из Испании…
- У нас как раз есть отличное испанское вино, привезли в прошлом меся….
Женщина осеклась на полуслове, она заметила клочок ткани на плече Давида. С ней произошла перемена обратная, случившейся при виде денег. Лицо её искривилось от ярости, и она прошипела сквозь зубы:
- Мы жидовское отродье не обслуживаем, выметайся и быстро, а не то Джек…, - она показала на грозного вида мужчину, огромного как медведь, с суровым, словно вырезанным из камня лицом и кулаками размером с давидово лицо.
Ей не пришлось повторять дважды. Опустив лицо с трудом сдерживая слезы, Давид пошел к выходу. Он проходил мимо столов полных еды: жареной курицы, свиных окороков, бараньих ребер, словно Тантал, так близко к пище и неспособный до нее дотянуться. Шатаясь словно пьяный, вышел он на улицу.
Mierda – выругался парень по-испански, выходя из таверны он больно ударился мизинцем о камень и некоторое время прыгал на одной ноге.

[Zaharia]

Когда Давид добрался до деревни, он сразу же увидел таверну. Это было добротное двухэтажное здание из крепкого английского дуба, довольно большое. Обычно такие заведения встречались в крупных городах, но данное поселение располагалось возле оживленного тракта, и многие путники останавливались здесь по пути в Уинчестер и из него. Над входом висела вывеска: чрезвычайно упитанный кролик, уткнувшийся мордой в пивную бочку. Зайдя вовнутрь, Давид оказался в шумном и душном помещении, которое, не смотря на немалые размеры было под завязку набито людьми. В основном это были торговцы, которые ехали на ежемесячную ярмарку. Некоторые с неодобрением смотрели на грязные одежды Давида, большинство же не обращало на него никакого внимания. Они шумно обсуждали погоду, цены и последние политические слухи.
Давид с трудом протиснулся к стойке, за которой стояла невысокая, но крайне грузная женщина, с огромной грудью и грубым мужиковатым лицом, напоминавшая вывеску заведения. Взглянув на покрытые грязью лохмотья путника, она сказала низким, неприятным голосом:
- Мы здесь не кормим нищих бесплатно…
Давид достал из-за пазухи кошель, а из него несколько серебряных монет.
Вид денег резко изменил отношение тавернщицы, она расплылась в улыбке, которая, впрочем, не сделала её внешность хоть сколько-нибудь приятнее, и спросила на это раз куда более дружелюбно:
- Что изволите заказать?
- Курицу, хлеб и стакан вина, будьте добры…..
- Какой акцент необычный, откуда вы?
- Из Испании…
- У нас как раз есть отличное испанское вино, привезли в прошлом меся….
Женщина осеклась на полуслове, она заметила клочок ткани на плече Давида. С ней произошла перемена обратная, случившейся при виде денег. Лицо её искривилось от ярости, и она прошипела сквозь зубы:
- Мы жидовское отродье не обслуживаем, выметайся и быстро, а не то Джек…, - она показала на грозного вида мужчину, огромного как медведь, с суровым, словно вырезанным из камня лицом и кулаками размером с давидово лицо.
Ей не пришлось повторять дважды. Опустив лицо с трудом сдерживая слезы, Давид пошел к выходу. Он проходил мимо столов полных еды: жареной курицы, свиных окороков, бараньих ребер, словно Тантал, так близко к пище и неспособный до нее дотянуться. Шатаясь словно пьяный, вышел он на улицу.
Mierda – выругался парень по-испански, выходя из таверны он больно ударился мизинцем о камень и некоторое время прыгал на одной ноге.

[Zaharia]

Когда Давид добрался до деревни, он сразу же увидел таверну. Это было добротное двухэтажное здание из крепкого английского дуба, довольно большое. Обычно такие заведения встречались в крупных городах, но данное поселение располагалось возле оживленного тракта, и многие путники останавливались здесь по пути в Уинчестер и из него. Над входом висела вывеска: чрезвычайно упитанный кролик, уткнувшийся мордой в пивную бочку. Зайдя вовнутрь, Давид оказался в шумном и душном помещении, которое, не смотря на немалые размеры было под завязку набито людьми. В основном это были торговцы, которые ехали на ежемесячную ярмарку. Некоторые с неодобрением смотрели на грязные одежды Давида, большинство же не обращало на него никакого внимания. Они шумно обсуждали погоду, цены и последние политические слухи.
Давид с трудом протиснулся к стойке, за которой стояла невысокая, но крайне грузная женщина, с огромной грудью и грубым мужиковатым лицом, напоминавшая вывеску заведения. Взглянув на покрытые грязью лохмотья путника, она сказала низким, неприятным голосом:
- Мы здесь не кормим нищих бесплатно…
Давид достал из-за пазухи кошель, а из него несколько серебряных монет.
Вид денег резко изменил отношение тавернщицы, она расплылась в улыбке, которая, впрочем, не сделала её внешность хоть сколько-нибудь приятнее, и спросила на это раз куда более дружелюбно:
- Что изволите заказать?
- Курицу, хлеб и стакан вина, будьте добры…..
- Какой акцент необычный, откуда вы?
- Из Испании…
- У нас как раз есть отличное испанское вино, привезли в прошлом меся….
Женщина осеклась на полуслове, она заметила клочок ткани на плече Давида. С ней произошла перемена обратная, случившейся при виде денег. Лицо её искривилось от ярости, и она прошипела сквозь зубы:
- Мы жидовское отродье не обслуживаем, выметайся и быстро, а не то Джек…, - она показала на грозного вида мужчину, огромного как медведь, с суровым, словно вырезанным из камня лицом и кулаками размером с давидово лицо.
Ей не пришлось повторять дважды. Опустив лицо с трудом сдерживая слезы, Давид пошел к выходу. Он проходил мимо столов полных еды: жареной курицы, свиных окороков, бараньих ребер, словно Тантал, так близко к пище и неспособный до нее дотянуться. Шатаясь словно пьяный, вышел он на улицу.
Mierda – выругался парень по-испански, выходя из таверны он больно ударился мизинцем о камень и некоторое время прыгал на одной ноге.

[Zaharia]

Давид стал бродить по деревне, в поисках еды. Он постучался в несколько домов, но ото всюду его прогнали. Ему удалось только наполнить бурдюк из деревенского колодца, пока его не прогнали и оттуда. Несколько детей кидали ему вслед камни, но к счастью, ни один из них не попал.