Дворянин.увы, не казакПроза

Раздел для публикации и обсуждения прозаических произведений
Савельев
 Дворянин.увы, не казак

Сообщение Савельев »

В.А. САВЕЛЬЕВ







ДВОРЯНИН, УВЫ, НЕ КАЗАК


































Куртамыш-2023

ББК 84(2)

Савельев (Лобановский) Виктор Андреевич
Дворянин, увы, не казак / ИП Власенко Н.И.,
2023.- 283 с.



Как хороша казачья воля, великолепное степное раздолье, где душа ликует и поет, а в казачьей станице любимая ждет. Дай Бог, пуля не просвистит и сердце мне не пронзит и сбудутся наши мечты, где будем вместе я и ты.















ISBN 978-5-6046306-8-6








Савельев В.А.,2023 г.
ИП Власенко
Оформление, 2023 г.





РУССКИЙ КАДЕТ, СО ВРЕМЕНЕМ ЕГО ЯРКИЙ СВЕТ НЕ БЛЕКНЕТ
=
Я тоже не поэт, но музыка в душе живет,
и часто в неведомую даль зовет,
где детство наше счастливое прошло,
незабываемое и неповторимое.
Одесса, шумный город, кругом мелькает разноязыкий народ, и добрый, и злой. А кто его разберет? Сплошной жизненный круговорот. Жаркий летний день, народ попрятался в тень, на улицу выходить лень. По канатной дороге пролетка катила, в неизвестность седоков везла, и никто не думал не гадал, а какая у них будет доля: добрая или злая, героическая или трагическая? Остановились около Сабанских казарм. Сошли мужчина и мальчик, который ему от бога в наследство дан. Дворянский род продолжить и верно отчизне служить. Мужчина преклонного возраста, своего сына за руку взял и в парадную дверь вошел.
Крутая винтовая лестница как будто в небо людей поднимает, необыкновенная чудесница. Поднялись на второй этаж, на дверях табличка: генерал Дюрягин, и тут появился адъютант, как великолепный паж. О цели посещения расспросил и с дороги посидеть, отдохнуть предложил, а сам с докладом к директору ушел.
- Михаил Евсеевич, посетитель с сыном в приемной сидит, вашей аудиенции ждет.
-А кто он?
- Не имею чести знать. Могу только предположить: он из дворян, или высокой чиновничьей властью обласкан.
- Хорошо, пригласите и долго его в приемной не держите.
Адъютант вышел и широким жестом посетителя в кабинет директора пригласил.
Отец с сыном вошли и разговор повели. Мальчик с удивлением рассматривал кабинет, где на стене красовался царский портрет. А за столом сидел грузный мужик с окладистой бородой и с гордостью показывал генеральский мундир свой. Отец разговор окончил, директор на мальчика посмотрел, ничего предосудительного не узрел. Чернявый, случайно не из цыган, хотя по родословной из дворян.
- Мальчик, тебя как звать?
- Борис Анненков, ваше превосходительство. – Прозвучал ответ.
- Грамоте обучен?
Мальчик неуверенно пожал плечами.
- Обучен, - за него ответил отец, - читать писать умеет. А всем остальным быстро овладеет. Он настойчивый и усердный.
- Это хорошо. Тогда мы его в кадетский корпус без экзаменов примем. Все необходимые документы в канцелярию сдайте и в августе сына на занятия привозите. У нас для кадетов полный пансион, и дополнительной платы с родителей не предполагает он. Но порядки строгие, хотя телесного наказания нет, розгам давно пришел прощальный привет. Хотя многие об этом жалеют, великую воспитательную силу в них видят.
Отец за аудиенцию поблагодарил, раскланялся, сына забрал и в канцелярию пошел. Быстро оформил все бумаги, вышел на улицу, поймал пролетку и отправился на вокзал. Борис пристально рассматривал великолепное здание, невысокое, двухэтажное, где четко выделялась центральная часть с длинными флигелями. В главное здание три арочных входа, на стенах великолепная лепнина. Окна внизу квадратные, а вверху - как ущербная луна, поразительная красота.
Дело сделано, предстоял долгий путь домой, за дни отъезда он соскучился за мамкой. Хотя не всегда она ласковой была, но все равно тянулась к ней детская душа. Отец Бориса воспитывал в строгости и не прощал ему малейшей шалости. Но уезжать из родительского дома не было особого желания. Он уже привык к холодному воспитанию. Последние дни перед отправкой в кадетский корпус быстро пролетели, и минуты расставания настали. Борис поклонился матери в ноги, она его поцеловала и в тяжкую неволю отправила.
Конец лета, жара спала, стоит теплая погода. К кадетскому корпусу, еще старому зданию, съезжаются вновь принятые, опрятные в своих цивильных костюмчиках, которые придется снять и строгую военную форму надеть. Зашли в просторный зал. Отец сына перекрестил и по привычке сказал: «Помоги тебе, Господь. Смотри не шали, дворянскую честь отца береги. Учись хорошо, чтобы мне за тебя не было стыдно ни перед людьми, ни перед богом и нашим дворянским родом». Отец передал сына офицеру-воспитателю, поклонился ему, перекрестился и ушел. Борис с тоской смотрел ему вслед, а детства-то, считай, уже нет. Веселая жизнь за дверями корпуса осталась, и сразу друзья и подружки вспомнились. Им хорошо, они дома, где мать и отец, а здесь он чужой сорванец. Слезный комок к горлу подкатил, и он чуть не заревел. Но быстро возникшую тревогу подавил: «Я уже кадет, и у меня хватит сил».
Новичков много собралось, приличная толпа, все замкнуты, ушли в себя, и стоит какая-то непонятная жуткая тишина. Но вот новичков всех собрали и в главный цейхгауз привели. Корпусной каптенармус на разношерстную толпу посмотрел, что-то непонятное про себя пробурчал и обмундирование начал выдавать, не особо церемонясь и угодить не стараясь. Борис свой комплект получил, переоделся, свою одежду в узелок связал. Сапоги надел. О, они большие, грубые, шершавые.
- А мне сапоги велики, - робко произнес Борис.
- Ничего, до роты доползешь, не мешай, отчаливай.
Переодетые мальчишки в свою роту пошли. Офицер их начал сортировать и делить.
- Как фамилия? - звучал вопрос.
- Анненков Борис.
- В первое отделение. А пока в дальний угол марш.
А там уже стояли новоиспечённые кадеты. И не беда, что на ногах несоразмерные сапоги, брюки велики, и на ногах висят, как украинские шаровары. Да и рубашка великовата, из рукавов только пальцы видны. Но зато у всех широкие воротники. Пояс с тяжелой медной бляхой болтается на животе. А как его уменьшить? Да они такого еще не проходили нигде. Вот отделение в полном составе, их в классную комнату отвели и по партам рассадили. Но до их прихода здесь уже второгодники сидели. Их с другого корпуса перевели, хорошо хоть не исключили. Едва сопровождающий закрыл дверь, как они сразу заговорили:
- Слушайте все! Мы уже почти благородные кадеты, а вы еще звери и должны соблюдать субординацию. За несоблюдение будет вот! И все подняли здоровенные кулаки.
Благородные кадеты были выше всех и внушали детский страх.
- А что значит субординация и зачем она нужна?
- Младший должен подчиняться старшему и его приказы выполнять. А будете стараться, то есть жаловаться, то загнут салазки, сделают темную. Здесь не нужны фискалы.
Власть в руки взял другой здоровяк и преподал им следующий урок.
- Когда войдет ваш воспитатель, я подам команду «смирно». Вы должны выйти из-за парты и прямо встать, ноги в коленях не сгибать, голов не опускать. А когда он поздоровается с вами, хором ответить: «Здравия желаем, господин подполковник». Всем ясно?
Вошел воспитатель, и раздалось протяжно непонятное: здра, здра, здра. Воспитатель улыбнулся,
- Скоро научитесь. Я подполковник Михайловский Николай Константинович, принимаю вас первоклассниками и надеюсь довести всех, без потерь, до конца седьмого класса. Старайтесь хорошо учиться. А кто будет отставать, на второй год придется оставлять. Во второгодники – обултусы, негодный пример. Нахватались разных химер и к нам на перевоспитание попали. В родном кадетском корпусе от них устали. А сейчас познакомимся. Анненков, расскажите о себе, что вы из себя представляете и родились где ?
Поговорили с воспитателем и пошли знакомиться с расположением. Здание своеобразное. Когда-то здесь был зерновой склад. Но его переделали на казармы, и не каждый поселившийся ему был рад. Зашли в спальню. Продолговатая комната, одно окно. Потолок напоминает церковную кровлю или кирпичный крепостной свод. А из углов какие-то глыбы торчат, не комната, а урод.
Каждому показали кровать. Над головой табличка с именем кадета и каждом присвоены свои номера. Четкая учетная система. И отовсюду раздавались недовольные голоса: «Отчего постель такая твердая, а одеяло очень тонкое». А в спальне прохладно, да и тесно. Рядом с кроватью табуретка, на ней должно уместиться все. Верхняя одежда, и не просто кое-как, а строго по порядку. Здесь неприемлем бардак.


Продовольствия в лагере мало, а тут еще женщины, офицерские жены, лишние рты. Только этого нам не доставало. И атаман приказал полковнику Сергееву эвакуировать всех женщин на сопредельную территорию. Найдите проводника да подключите к сему Луговских, полковника. Полковник Сергеев приказ выполнил и группу к походу организовал. И как на грех в этот день шла тотальная пьянка под лозунгом «Прощай родина» и в ней участвовали лейб-конвой атамана, дружественные им местные жители в урочище Канагат.
В эту безумную пьяную оргию офицерские жены попали. Сопровождавший их конвой быстро разогнали. При виде миловидных женщин взыграло мужское существо, и в дикую истерику вылилось оно. Над женщинами надругались и скрыть следы варварства постарались, а для этого просто всех шашками порубили. Но не всех, одну не добили. Она до своих доползла и все рассказала.
Оренбуржцы, узнав о кровавой расправе, утром к атаману подошли и, угрожая оружием, потребовали преступников выдать и сурово наказать. Атаман отнекивался:
- Господа офицеры, я и сам таким зверством поражен, дайте время, виновных найдем и жестоко накажем.
Ему не хотелось своих партизан на верную смерть отдавать, но и рискованно было их оберегать. Но оренбуржцы непреклонны были:
- Не выдадите преступников - полк подымем, бунт, самосуд устроим.
- Давайте по хорошему дело разрешим, вместе приказ напишем, кого арестовать и в наказание перед строем казнить.
И попали в список: полковник Сергеев, сотник Васильев, Ганаго, Шульга и еще человека два. Их учесть была решена. Оренбуржцы свои претензии удовлетворили и в полк пошли. А атаман своего телохранителя подозвал и негромко сказал:
- Передай Васильеву, чтобы тотчас из лагеря сбежал и в горах свои следы забутил.
Выждав время, узнав, что его наказ выполнен и его любимец из лагеря исчез, он приказал виновных арестовать и в течение двух часов казнить.
Его приказание было исполнено точь- в- точь и не настала еще ночь, как оренбургский полк построили, арестованных на площадь вывели и на виду у всех шашками исполосовали, настоящий звериный спектакль организовали. Ганаго, который на суде до истерики рыдал, свою грудь в крестах показывал: «Он полный георгиевский кавалер, а не какой-нибудь шулер». На казнь первым шел, с пригорка спустился в припрыжку и выдал небольшой спич или юмореску: «Все, что я свершил, богом завещано и узаконено. Нам жизнь дана, а для удовлетворения – женщина. Смерть приходит, и жизнь обрывается. Так было и будет всегда. Так зачем расстраиваться. Могу только об одном просить - побыстрее меня жизни лишить». Но его предсмертное желание не исполнили, жесточайшим мукам подвергли. Четвертовали и только потом голову отрубили. А за ним и другие осужденные последовали. Два часа продолжалась вакханалия. Исчезла у казаков святость и доброта, в душе осталась одна злоба.
За смерть своих близких и родных отомстили. А с рассветом Оренбургский полк поднялся и в расположение генерала Дутова отправился. Анненков остался один со своими, как выражались оренбуржцы, головорезами. Разница между отрядами огромная. Оренбуржцы – представители казачьего сословия. В них еще пробуждалось достоинство и доброта. А в отряде Анненкова - разношерстная толпа, сообразно своему атаману беспредельной анархией наполненная, и только властная жестокая рука ими управлять могла.
Закончилась революционна российская эпопея, к бесславию она атамана привела, перечеркнула все его доблестные заслуги по защите отечества. И везде он обрисован как мрачная фигура. Но он еще живой и ходит с гордо поднятой головой. Впереди китайский край, и там жизнь скорее всего не рай.
Весна, кругом майская красота. Уже тепло, но не сильно жарко, и Анненков с остатками своего войска границу пересек, по горным дорогам со своим имуществом справились кое-как. Вот она Кульджа, где его молодость прошла. Но тогда была другая пора. Он как сын великой империи и защитник отечества, а сейчас – тварь презренная. Вот такая скверная история. Борис от себя грустные мысли отгонял и на север к реке отряд повел. Лагерь разбили, да тут и властные люди подкатили.
Китайские власти опасались чрезмерного наращивания на границе вооруженных людей, непрошенных гостей, которые по своим законам живут и сами себя охраняют. Представитель китайской власти к Анненкову зашел, представился и разговор повел:
- Господин генерал, я ваш лагерь осмотрел. Вы очень хорошо вооружены, а вокруг безоружные китайцы. Для нас опасно такое соседство, и здесь существует только одно средство. Вашему отряду нужно разоружиться и оружие властям сдать и только потом о вашем пребывании здесь говорить.
- Но если мы все оружие сдадим, то любой ваш китайский господин нас грабить начнет. Или вам это не в счет?
- Давайте обсудим создавшееся положение. У нас для этого достаточно терпения.
И пошел торг, какое и сколько оружия сдавать и какое количество для самообороны оставлять. Договорились и частично разоружились. За сданные пушки и пулеметы китайцы обещали их кормить, муки и дров периодически выделять. Лошадей оставили, конфисковать не посмели. Но Анненков, гарантируя полное разоружение, часть оружия припрятал. У него было другое стремление. Во внутреннюю Монголию уйти и на Алтае против советской власти боевые действия вести. Он отвел отряд от Кульджи к городу Урумчи и там решил отдохнуть в тиши.
Разбили лагерь на берегу реки. Вместе с Денисовым на пригорок заехали, все осмотрели.
- Смотри, какая высоченная гора, - раздались насмешливые слова начальника штаба, - тобой не покаранная.
- Увы, прошли те года, когда я по высоченным вершинам гулял. Да честно говоря, про все уже забыл. А крепость перед нами приличная и хорошо охраняемая. Высокая стена, бойницы, снаружи рвом окружённая.
Анненков утвердительно махнул головой.
- Ее не стоит штурмовать, покой генерал-губернатора провинции нарушать.
- Но тогда как нам быть ? Они оружие у нас забрали, а деньги на содержание не хотят платить. - Денисов рассмеялся.
– Да их нужно просто при пугнуть.
- Ну тогда пробейся на прием к Лю-цзин-тану и скажи, что атаман недоволен задержкой жалования и не испытывайте его терпения, а то он на штурм крепости пойдет и чиновников в плен возьмет.
Денисов с конвоем в крепость помчался, а Борис к казакам вернулся.
- Ваш бродь, а что за народ в селении, прилегающем к крепости, живет?
- Да дунганы, почти как наши крестьяне. Но имейте в виду, они вероломны, злопамятны, корыстолюбивы и отъявленные воры.
Казаки засмеялись.
- Да и наши родные просторы не лучшими людьми заселены, хотя по церковным канонам благочестия полны.
К вечеру Денисов вернулся. Он аудиенции у правителя провинции добился. Свои требования высказал и заверения получил: «Договор между казаками и китайскими властями будет исполнен в полной мере. Давайте жить в доверии». Атаман стал для китайцев неуправляемой фигурой, с которой считаться приходилось порой.
На очередном совещании Анненков поставил главный вопрос.
- Что нам делать и не получить от китайцев в нос?
Начальник штаба карту Китая на столе расстелил и свой план предложил:
- Мы здесь у китайцев как бельмо во глазу. Но увы, совершенно беззащитны и у всех на виду. Нужно более надежное место найти и из Урумчи уйти.
Анненков подумал, на карту посмотрел и решительно сказал:
- Всем отдыхать, вечером в поход отправимся и крепость Гучен будем штурмовать. Там гарнизон небольшой, и нам предстоит нетрудный бой.
На этом и порешили и, как только стемнело, в поход ушли и в предгорьях следы свои запутали. Утром к воротам крепости подошли. Их два истукана каменных охраняли. Больше они никого не увидали. Стены высокие, зубцы частые, над воротами китайский шатер, и кругом такой простор. На стены крючки с веревками полетели, по ним казаки наверх забрались. Их полусонные охранники встретили. Часть охранников порубили, часть обезоружили, и они под дулом карабинов ворота открыли. Отряд без выстрела в крепость вошел и спящий гарнизон окружил. Для острастки постреляли и весях китайцев разоружили.
В такой крепости можно посидеть и повоевать. На следующий день появились китайские войска. Шла огромная толпа, но со стен крепости ружейные залпы прозвучали и воинственный пыл китайцев охладили. Без артиллерийской поддержки такую крепость просто не взять. Пришлось переговоры начинать. Китайская делегация прибыла и аудиенции у Анненкова попросила. Долго беседа шла.
- Господин атаман, мы хотели бы знать, какие ваши планы? Большевикам сдаться или продолжать с ними воевать? Но в любом случае по территории Китая вам с оружием не гулять.
- К большевикам в плен мы не пойдем, лучше здесь умрем. А что китайская сторона нам может предложить? Или вы пожелаете нас всех истребить?
- Мы предлагаем вам оружие сложить и в Пекин уехать. А дальше по желанию. Можете уехать в любую сторону. В Забайкалье или на Дальний Восток, там российский фронт недалек. - Анненков подумал.
- Я не могу так сразу решить. Как нам быть? Надо с казаками этот вопрос обсудить.
На этом переговоры закончились и договаривающиеся стороны разъехались. Борис свой отряд построил и условия капитуляции изложил:
- Братья мои, нам предлагают сдать оружие, сесть в железнодорожный состав и отправиться на восток. При этом обещание дав, что по пути не будет никаких бунтов. Кто не желает уезжать, может здесь остаться. Но это уже его личное дело, как в Китае прижиться и устроиться.
Большинство казаков выразило желание уехать на восток. Там простор широк. Бесконечная Сибирь. Хотя и там бродит коммунистический зверь. Все стали готовиться к отъезду. Борис с Денисовым ушли в свою штабную коморку.
- Дорогой друг, мы с тобой много вместе воевали, не один пуд соли съели и всегда общий язык находили. Ты останешься здесь или поедешь в Забайкалье воевать?
- Нет, воинские дела мне не хочется повторять. Я около города Урумчи у знакомого китайца конезавод куплю. Я лошадей люблю. Буду породистых лошадей разводить и ими торговать. Дело хлопотное, но зато и прибыльное. Так что, атаман, не взыщи и на прощание меня обними.
Борис своего ординарца, сотника Евстифеева, пригласил и дрожащим голосом проговорил:
- Дорогой брат, настало время расставаться. Спасибо за верную службу.
- Ваш бродь, рад стараться. Мне жаль от вас уходить. Но видно, по-другому не быть.
- Да наша священная война заканчивается, но славы и благополучия нам не принесла. Ты уедешь в дальние края. Вспоминай обо мне. А за верную службу тебе подарок дорогой, держи слиток золотой. Он на новом месте пригодится, позволит хозяйство прикупить и обжиться.
Он на прощание его обнял и отвернулся. На глаз накатилась непрошенная слеза.
На следующий день разоружение отряда началось, и все, как намечали китайцы, сбылось. Безоружные казаки крепость покинули, и китайцы их к ближайшей железнодорожной станции повели. Анненков остался один, без охраны и средств существования. Да она всегда такая горькая история, коль из родных мест схлопотал изгнания. И участь его была предрешена. Здесь не родная сторона, а злобная, непонятная, китайская.
На следующий день к Борису в его скромную хибару правитель области заглянул, о том - о сем поговорил и на обед в гости к себе пригласил. Отказаться нельзя, кровная обида. Анненков в положенный срок к дому дао-таям подъехал. Привратник Бориса в зал пригласил, правитель его со своей семьей познакомил и за праздничный стол усадил. Вкусными яствами угощал и как бы между прочим намекал:
- Провинция у нас бедная, войной разоренная, да еще пришлых дополна, тяжкая жизнь настала. А у вас есть приличный золотой запас. Мы не требуем чтобы вы нам все отдали, но хотя бы затраты на ваше содержание оплатили.
Анненков рассмеялся.
- Господин дао-таям, да на нашем пути было столько сражений да ям. Так все, что мы имели, в пути растеряли и нищими к вам пришли. Ты уж извини.
У китайского правителя сразу потухли глаза, нищета ему здесь не нужна. Своя порядком надоела. Анненков уехал и по дороге размышлял: «Что, для ограбления он меня в гости приглашал? А коль не получилось, то скверный будет финал». Он в своих прогнозах не ошибся. Утром китайцы нагрянули, его самого и остатки штаба арестовали и в тюрьму посадили. Как китайские газеты писали, атамана за разбойное поведение и грабежи на три года за решетку упрятали.
Китайская тюрьма - это не царская палата. Везде вонь, грязь, антисанитария. И вот под конвоем в кожаных кандалах Борис по узкому коридору к тюрьме проходит. Над входной дверью нарисована тигриная голова. У нее широкая пасть и большие вытаращенные глаза. Впереди жертвенник, на котором стоит фигура тигра, высеченная из гранита. Он считался покровителем тюремных ворот, для непрошенных гостей создает поворот и зорко охрану ведет.
Камеры для осужденных большие, расположены попарно, что для надзирателей удобно и напоминают крытые скотные дворы. Зашли в камеру, там деревянный помост. Заключенные на нем сидят и днем, и ночью, поджав свой хвост. Кругом грязь, но воды нет. Зато стоит огромная бадья, в которую справляется естественная нужда. Откуда постоянно вонь несусветная.
В центре каждого отделения имеется святилище, божество, трудно произносимое слово- Сян-гун, да еще длиннющая приставка к нему. И ему заключенные поклоняются, в грехах раскаиваются, просят скорейшего освобождения и императорского благословления. Рис для питания выделяет казна, а вот вода и дрова покупные. Если денег нет, то ждет смерть голодная.
Денисов, как и говорил, свое хозяйство организовал. Землю пахал, коней растил и безбедно жил. Он своего начальника не забыл, в беде не бросил. Продуктами снабжал и об его освобождении хлопотал. О судьбе Анненкова беспокоился и бывший начальник полка генерал Краснов. Этот вопрос ему ненов, и другие, видные деятели в тюрьме сидели и об освобождении мечтали. Для решения вопроса посланников стран Антанты подключили, в основном Англии и Японии.
Да и сам Борис без дела не сидел. Прошения строчил, в разные китайские властные органы направлял и о своих заслугах напоминал: «Я русский офицер бывшего императорского правительства, восемь раз был ранен, и у меня не одна офицерская награда. А также французский крест Почетного легиона и английская медаль Королевы Виктории – за храбрость. Поэтому я имею наглость просить о снисхождении и досрочном моем освобождении». Под многочисленным давлением стран Антанты китайские власти на уступки пошли и Анненкова из тюрьмы выпустили. Он на свободе, радости нет предела. А какие ждут его дела? Что злодейка судьба уготовила?
Встреча с друзьями, шумный разговор, иногда непринужденный спор о былом, тяжелом, кровавом и о будущем, неизвестном. На вопрос Денисова:
- Атаман, как дальше думаешь жить? - Борис, подумав, ответил:
- Надо в Канаду сбежать, где много русских, и там меня трудно будет большевикам достать.
- Идея неплохая, - сказал Денисов, - вот только как ее осуществить? Канадская виза дорого стоит, и наших денег на ее оформление и отъезд не хватит. Но попробуем денег собрать. В Китае тебе не сдобровать.
А в поднебесной шла гражданская война, как и в России, кровавая и жестокая. Левая и правая сторона не желали перемирия. Каждому вождю нужна была только победа, и русские офицеры для каждой стороны были на вес золота. Они старалась их к себе переманить и белогвардейские полки организовать. У Анненкова, несмотря на кровавые обвинения, среди казаков сохранилось добропорядочное мнение и его авторитет был высок, хотя по происхождению дворянин, а по натуре настоящий казак.
И одна противоборствующая сторона, которая династии Цин была верна, решила атамана к себе на службу пригласить, за счет чего белое движение на свой стороне сплотить. А как тут быть? Военный начальник Чжан-Цизолин-Цин своих людей к Анненкову послал и переговоры с ним повел. Он их принял и предложения выслушал.
- Господин атаман, вам полководческий талант от бога дан. Мы вас ценим и уважаем, поэтому на службу к себе приглашаем. Наши войска военному делу обучить, рассеянных по Китаю казаков под свое начало собрать. Обещаем вам безопасное существование и хорошее содержание.
Трудно проигнорировать такое лестное предложение. Но у Бориса хватило терпения все обдумать взвесить, вежливо отказаться и отношения не испортить.
- Я благодарен вам за почитание моих заслуг, они мое сердце всколыхнули вдруг. Но поймите меня. Я от беспросветной вражды устал и, сидя в тюрьме, много передумал, раз и навсегда решил не участвовать в междоусобной борьбе и сейчас предпочитаю мирное существование. Я отказываюсь от ваших заманчивых предложений и не изменю своих мнений. Китайцы были очень удивлены, столь жесткого отказа они не ожидали. Долго его уговаривали, приличные деньги предлагали, но положительного результата не поимели.
Противоположная сторона, которая государственный переворот устроила, свой взор на опального атамана обратила и также решила его на службу к себе пригласить и тем самым казаков в свою армию приманить. Фен-Юйсян к себе в гости Анненкова пригласил, о его положении расспросил и лестное предложение сделал:
- Господин атаман, мы, как и вы в свое время, за правое дело воюем, большие потери несем, и враги вокруг нас кругом. Все это вы уже прошли и жестокий опыт приобрели. Так помогите нам в революционной борьбе, и будет вам слава и на земле, и на небе.
Ответ Анненкова китайца удивил и чуть ли не взбесил:
- Спасибо за предложение, но такие же лестные пожелания мне высказывала ваша противоборствующая сторона. Я твердо решил, оставить военную службу и больше не хочу встревать в кровавую тяжбу.
- Не забывайте, стал китаец угрожать, ведь я могу вас запросто большевикам выдать, если вы с моими противниками переписку начнете и их предложения о службе примите. – На что Анненков ответил:
- Даю слово офицера, что мною не воспользуется противоборствующая сторона. Мне претит двойная игра.
На этом они и порешали, на время Бориса в повое оставили. Но всполошилась третья сторона. О желании Анненкова уехать в Канаду она узнала. Оттуда уже опального генерала не достать, нужно срочные меры принимать. Чекисты на Фен-Юйсяна вышли и арестовать мятежников попросили. А он, хотя от России помощь получал, выполнять указание большевиков не спешил.
И тогда была разыграна сложная комбинация. Анненков уже забрался почти в середину Китая, откуда недалеко и Монголия, где бушует революционная гроза и по ее территории вольготно разгуливает красная гвардия. В городе Ланьчжоу, где жил атаман появились купцы с российской стороны - закупщики пушнины. Они бого боязливы и честны.
В дом, где жил Анненков, постучали. Открылись двери, и на пороге появился Черкашин и его компаньон. Глаза бегающие. Сразу видно, что умен. Борис начальника своего конвоя узрел.
- Брат, я рад, что тебя повстречал. Ты, верно, в прежние годы не служил. Да и сейчас не откажи, помоги по мере сил. У меня здесь верных друзей раз два и обчёлся. А другими в тюрьме я не обзавелся. У меня много срочных дел, и я в них не очень преуспел. Надо визу не поездку в Канаду отхлопотать и для этого денежек собрать. Да притом каждая китайская враждующая сторона меня лестным предложениями завалила. Придется еще раз письма всем написать и все их почести отклонить.
- Рад стараться, господин атаман, верно служить вам мне от бога наказ дан, и я его выполняю всегда, даже если за этом последует виселица. Мы с компаньоном пушнину скупаем и долго здесь пробудем. И пока я здесь, во всем буду помогать. Верой и правдой служить.
Но Борис не знал, что это все пустые слова, уже не охранника-брата, а Советского агента, завербованного ГПУ, ему и было дано задание сообразно его уму. Своего кумира тщательно оберегать, живым и невредимым в страну Советов доставить. А для этого нужно Фына разозлить, на двойную игру Анненкова намекнуть, что он свое слово нарушил и собирается в стан его противника перебежать.
А для этого удобный момент попался. Письма Анненкова бывшим соратникам в руках их агентов очутились. А в ГПУ их подредактировали и как доказательства его двуличности Фыну с нарочным отправили. Китайский предводитель их прочитал и в ярости разорвал: «Неблагодарная тварь. Я ему свободу дал, жильем обеспечил, а он меня вокруг пальца обвел, к моему противнику сбежать решил». Разозленный вероломством атамана, он Бориса и Денисова приказал арестовать и товарищу Лину, советскому чекисту, передать.
А дальше вопрос мгновенно решился. Конвой через Монголию до железной дороги быстро добрался. Арестантский вагон, увы, не офицерский фургон повез его на запад, где большевиков раздавался грозный топот. По дороге Борис пытался бежать, в туалете разбил окно и хотел выпрыгнуть. Но стражники звон стекла услыхали, дверь взломали и побег предотвратили.
Привезли на Лубянку и сразу условия выдвинули: показательный суд или на советскую службу переход. Анненков засмеялся и решительно сказал: «Господа, я не шакал. Лучше быть мертвым львом, чем вашим соглядатаем. Я желаю вам встретиться с братьями-казаками в открытом бою. Я вдоволь навоевался и спокойно смерть приму». Потянулись следствия и допросы, и продолжались они около двух лет, отчего у Бориса кое-где поседели волосы.
И вот наконец в конце следственного тоннеля блеклый свет. Да здравствует, Советский суд, самый быстрый и самый справедливый в мире. В том, что самый быстрый, сомнения нет, а на справедливость – жёсткий партийный запрет. Анненков надеялся, что его оправдают. Ведь он в казнях лично не участвовал, никого не убивал, хотя и расправ не пресекал. Но Советская власть решила показательную порку учинить и всем доказать, сколь жестоки белогвардейцы были и как безжалостно народ губили. О своих грехах сразу забыли. Победителей не судят. Их только хвалят.
Еще задолго до окончания следствия партийные органы Семиречья получили уведомление: организовать массовое ходатайство населения, о проведении на их местности судебного процесса и за допущенные зверства расстрелять Анненкова. Покатилась волна от одного и до другого собрания, достойная пролетарского уважения. Все протоколы, как под копирку, написаны и по своим выводам едины: «Таким подлецам на свете не жить. Значит расстрелять».
В конце июня в Семипалатинск прибыли: судьи, государственные обвинители, прокуроры и защитники. Во второй половине дня вокруг театра, где должен проходить судебный процесс, уже наставала шумная толпа, которая крови жаждала. Двери театра открылись, и туда первыми вошли от различных предприятий делегаты. А потом у дверей началась давка, каждый стремился занять еще свободное кресло.
Зал заполнен до предела. На сцене театра стол для суда, государственного обвинителя. А для подсудимых два стула и деревянная решетка. Они в полувоенной форме, начищенные до блеска сапоги. Анненков держится с достоинством. Денисов обстоятельствами подавлен и старается казаться незамеченным.
Огласили обвинительные заключения. По ним подсудимые достойны только презрения и жестокого наказания. Анненков с условиями процесса быстро освоился, спокойно держался, с достоинством защищался. Он всегда был аккуратен, статен, красив и вызывал к себе симпатии обвинителей и защитников. Удивлял всех своей памятью, спокойствием, знанием военного дела и воодушевлением. А красноармейцы-охранники между собой говорили: «Ну, и кашу заварили. Какой атаман, какой командир и как к лицу ему военный мундир. Удивительный человек! Жаль, что у него будет короткий век».
Но неожиданно процесс прервали. Подсудимого малярией заразили. Пришлось в больницу положить и усиленно лечить. Крепкий организм на поправку пошел, и судебный процесс в свое законное русло вошел. Многочисленные свидетели его грязью поливали, а оправдываться ему не давали. Не имея опыта политической борьбы, Борис часто попадал в судебные дебри, и показания часто трактовались как доказательство его вины.
Все шло согласно Совестим судебным канонам: речь государственного обвинителя, защитника, заседание суда и оглашения приговора. Борис спокойно выслушал приговор, разочарования своего не показал. Судьям поклонился и проговорил: «Благодарствую, иного от вас я и не ожидал». Денисов уныло промолчал.
Прошло несколько дней, и за ними в камеру охранники пришли, в подвал отвели, к стенке поставили и раздалась команда «пли», в одночасье подсудимых жизни лишили. Вторая родина его в свою землю приняла и ни за что не осудила.
Ушел из жизни атаман войска Сибирского, войска Семиречинского, хотя казачьего звания у него не было, его исходный род – дворянство. Одни говорили про него, что он палач, другие утверждали, что он революционный белогвардейский светоч. Талантливый человек, но увы, проклятый многими навек. А кто во время революции палачом не был? Что белые, что красные стреляли, рубили. Просто большевики свои героические подвиги спрятали или позабыли. А чтобы все заново не повторилось, об этом нужно всегда вспоминать и политикам жесткий наказ давать: народ в революционную бучу не швырять. Пути господни неисповедимы, а человеческие судьбы, о как ранимы.
Реклама
Ответить Пред. темаСлед. тема

Быстрый ответ, комментарий, отзыв

Изменение регистра текста: 
Смайлики
:) :( :oops: :chelo: :roll: :wink: :muza: :sorry: :angel: :read:
Ещё смайлики…