Клуб любителей исторической прозы ⇐ Раскрутка

[Гость]

Если не считать писка насекомых, над болотом стояла чуткая, тревожная тишина. Сухие стебли камыша изредка потрескивали сами собой и булькала грязь. В воздухе не ощущалось ни малейшего движения. С поверхности поднимались туманом удушливые и зловонные испарения. Харка подумал, что не знает, где лес – в какую сторону ему идти? При мысли об этом сердце томительно сжалось - а что если он никогда не выберется из этих туманов и камышей? Беглец содрогнулся – подобное последствие его поступка до сих пор не приходило ему в голову. Он до конца осознал, какой смертельной опасности подвергся, сунувшись на болото. А если оглянуться дальше назад? Сколько опасностей он накликал, отказавшись следовать наставлениям Хранителя. Харка вспомнил его слова.
- Я всегда надеялся, - говорил старик, - что найду среди племени юношу, не похожего на остальных. Ему я передам таинство общения с Божеством. Ты понял, чего я жду от тебя? Ты станешь Хранителем, когда мне настанет время уйти.
Харка смотрел на Посвящённого ошеломлённый и растерянный. Глаза мудрого старика горели одушевлением. Длинные белые волосы, откинутые назад, развевались от ветра за плечами.
- Я уже начал отчаиваться, - продолжал Хранитель. – Все юноши племени похожи друг на друга, как две капли воды – они сильны, но тупы. Не один из них не способен постигнуть таинство Посвящения. Для этого нужен человек совсем иного склада. Харка, человек этот – ты!
Беглец помнил, тогда лишь одно чувство владело им – лесть самолюбию, что он избранный, что он единственный такой в племени. Ослепительное будущее, полное неизвестности и жгучих тайн, одновременно привлекало и пугало его. Он испытывал гордость при мысли о том, что в один прекрасный день станет Хранителем пещеры, мудрым правителем племени, у которого оно будет просить помощи и совета ….
А в результате - он изгой.
Ему показалось – зыбкая почва болота еле заметно заколебалась. Он бросился ничком на поверхность, приложил ухо ко мху – кто-то шёл по болоту…. Либо это стадо бизонов неслось, либо огромное существо….
Мерное чавканье чьих-то ног быстро приближалось и нарастало. Оказаться на его пути было опасно. Но куда уползти? Как догадаться, где надо скрываться, чтобы уйти с его тропы, ведь кругом только камыши?
Харка кинулся в сторону, но тут же раздался ужасный рёв – тот, который звучал ночью. Беглец узнал его, замер на месте, и сердце его провалилось в пропасть.
Огромный зверь, даже выше мамонта, шумно дыша и фыркая, шёл через камыш, на каждый шаг качая страшной головой сверху вниз и из стороны в сторону. С одного взгляда Харка узнал похитителя носорога и понял, что это самый кровожадный из всех хищников, какие только бывают на свете. Огромные зубы торчали из пасти, а челюсти были настолько сильны, что с одного захвата, наверное, перекусят хребет носорогу. Да что носорог - мамонту от него не уйти. Удерживая равновесие огромным хвостом, он шёл на задних ногах с четырьмя пальцами – три из которых скреплены перепонками для удобства ходьбы по болоту, а чётвёртый был сзади загнут, как шпора, но торчал, как бизоний рог, способный продырявить любую шкуру. Передние лапы были маленькие и оканчивались когтистыми пальцами – наверное, он ими ковыряет в зубах после сытной трапезы. Объёмное, без складок, брюхо было забрызгано грязью.
Заметив Харку, зверь остановился – наступила гнетущая тишина.
- Ты хочешь убить меня? – сказал юноша первое, что пришло ему в голову.
Зловещий огонь загорелся в желтых глазах чудовища. Стиснув зубы, беглец попытался обрести немного хладнокровия - главное не боятся, как учила его старуха. Это удалось ему, хотя и с большим трудом. Прежде всего помогла злость. Под пристальным взглядом огромного существа он подумал - пусть будет трижды проклята глупая моя башка, полная самонадеянных и дерзких мыслей, ложной гордыней и дурного любопытства. Шаманил бы себе в пещере, поедая младенцев – так нет, перемен захотелось. Вот они, перемены – в пасти у этого зверя.

[Гость]

Глядя на его зубы, Харка вспомнил, как беспомощно летел, кувыркаясь, вниз вместе с громадной массой пенистой, словно кипящей, воды, стиснутой с обеих сторон скалами, разбивающейся на тысячи струй, перемешивающихся и крутящихся, вскипающих и клокочущих, распыляющихся в облако над водопадом. Дальше река, бурля и пенясь, замедляла свой бег меж отлогих песчаных берегов. Харка падал, раскинув руки, словно пытаясь удержаться в воздухе, а потом от удара окружающий мир погрузился в безмолвие и неподвижность. Тогда он тоже думал, что погибнет.
Злость успокоила его. Он закусил до крови губы и усилием воли унял в теле дрожь.
- Считаешь, что я достоин смерти?
Дух Болота молчал, но отвечали его глаза, горевшие лютой, неутолимой злобой и, наверное, голодом. Или это Харке показалось? Брюхо-то у него без складок – сыт, паразит.
Зверь выдохнул так глубоко и протяжно, что рой насекомых над Харкиной головой снесло в сторону, а человека обдало зловонным смрадом утробного духа. Беглец закрыл глаза. На миг ему ясно-ясно предстала совсем другая картина, и в другом месте….
Он бросился к незнакомой женщине.
- Мама, узнаешь меня? Это я!
Она погладила его волосы.
- Анат! Мальчик мой!
Ах, какое это было счастье и блаженство, уткнуться лицом в материнское плечо. Харка, которого при рождении в горах назвали Анатом, чувствовал, как слёзы помимо воли наполняют его глаза. Он так долго ждал этой минуты, так давно мечтал об этом дне – прильнуть к матери, не смея поднять лица, залитого слезами.
- Мама, как же я счастлив, что вижу тебя!
Харка открыл глаза. Кажется, эти слова он сказал вслух. И слёзы текли по его щекам. Беглец заговорил – речь его была неторопливой и плавной, это была человеческая речь, и слова её, разумеется, не были понятны огромному зверю. И всё же… всё же он, по-видимому понимал что-то в самой интонации речи, потому что прикрыл свою пасть и наклонил голову набок, посматривая на Харку одним глазом. Мускулы его громадного тела расслабились – он слушал человека, как люди слушают пение птиц.
Речь успокоила и Харку - он вдруг забыл свои горести, опасения и обиды. Он больше не чувствовал себя изгоем. Новый мир открывался перед ним, и ему – первому среди людей! – суждено было проложить дорогу в этот чудесный, суливший такие заманчивые возможности мир – мир дружбы, мир союза между человеком и гигантским зверем из потустороннего мира.
- Ну, здравствуй, гость из тумана! Только ты на меня не дыши – запах ужасный.
Дух болот настороженно посмотрел на него и, прикрыв пасть, издал низкий трубный звук, совсем как мамонт.
Харка засмеялся.
Двуногий зверь разглядывал человека – взгляд его в этот момент был добродушным и несколько глуповатым. Не разжимая челюстей, он снова затрубил.
- Я тебя тоже приветствую, - Харка помахал рукой.
Дух болот отступил на шаг, ещё раз пристально посмотрел на человека и стал перебирать передними лапами в воздухе – так глухонемой объясняется знаками. Потом поднял одну и почесал ею голову – этот жест придал на миг весьма глубокомысленный ему вид.
Харка подумал - если он сумеет подчинить себе этого зверя, как подчинил Того, Которого Боятся Все, то станет обладателем управляемой силой неограниченной власти. Куда да неё глиняному истукану! Этому Божеству у людей будет всеобщее и беспрекословное поклонение. Ему обязательно надо найти способ, обрести власть над ужасным гигантом, подчинить его своей воле. Зря что ли он учился у Заклинательницы зверей?

[Гость]

За знакомством и болтовнёй окружающий мир отлетел куда-то. Вдруг он вернулся….
Харка услышал за камышами негромкое фырканье, почти такое же тихое, как шум ветра, которого не было. Чудовище тоже услышало это и перестало качать головой. Странный звук, напоминающий вздох, раздался ещё раз. Харка подумал, что так могла дышать лошадь.
Хлюпнула грязь – кто-то за камышами переступил с ноги на ногу. Странный звук, напоминающий вздох, повторился ещё раз – казалось, кто-то беспечно брёл по болоту и вдруг, увидев ужасного зверя, замер, не решаясь двигаться дальше. Кто там Харка не видел, но видел Дух, который возвышался над камышами на добрых три метра, но не спешил, наблюдая. Потом грозно зарычал. Челюсти его раздвинулись, и показался змееподобный толстый язык – он был иссиня-чёрный и слегка раздваивался на конце, длиной не меньше метра.
И в ответ раздалось глухое рычание какого-то зверя. Потом шипение, словно ползла очень большая змея, и хлюпанье ног по болоту. И, наконец, показался тот, кто издавал эти звуки. Это было существо похожее на Духа, но меньше размером. Тем не менее, мощный торс, могучие лапы и хвост говорили о необычайной силе. Передние конечности со свисающими когтями гость держал плотно прижатыми к туловищу. Харка разглядел даже переливающийся крапчатый узор на его спине. Подошедший зверь держался настороженно, но без страха. Продвигаясь вперёд, он озирался и подёргивал головой, словно птица. Голова его, кроме того, покачивалась вверх-вниз, длинный прямой хвост тоже раскачивался, что усиливало сходство с птицей. Время от времени хищник нагибался и принюхивался. Затем резко поднимал голову и настороженно, по-птичьи, оглядывался. Гигантская бескрылая птица….
Может, он шёл на Харкин запах? Или по его следу?
Шипение стало громче, когда он увидел человека. И Харка почувствовал его затхлый запах, не похожий на запах Духа. Он оскалился, и юноша увидел ряды острых зубов. Теперь хищник смотрел ему прямо в лицо, подёргивая головой вправо и влево – огромные глаза двигались в костистых глазницах.
К Харке вернулся страх – он отчётливо слышал стук своего сердца. Его буквально сжигало желание броситься прочь, сломя голову. Что-то подсказало ему, что эту зверюгу трудно будет уговорить. Но есть ведь защитник….
Огромный могучий Дух болот замер в оцепенение, и только шея его вместе с головой поворачивалась вслед за движениями непрошенного гостя. А тот подошёл совсем близко и двигался теперь очень медленно. Харка видел, как сокращаются мышцы на его боках. Он заметил тонкий узор из полосок на шкуре, складки на шее под нижней челюстью и запекшуюся кровь на когтях передних лап. Если он идёт по следам, то это возможно кровь Дипа.
Дух болот угрожающе зарычал – гость в ответ пронзительно крикнул. Но едва он сделал следующий шаг, стремительно сверху на основание его складчатой шеи ринулась громадная голова с разинутой пастью. Пришелец оторвался от земли, суча конечностями, и, отлетев на границу видимости, рухнул, взметнув грязь. Видимо, у него были сломаны позвонки – он силился, но не мог подняться, голова металась из стороны в сторону, хвост извивался и ломал камыши. Он издавал пронзительные крики, а потом захлебнулся хлынувшей горлом кровью.
Готов, подумал Харка. Но хищник умирал не очень-то быстро. Когда Дух болот, принюхиваясь, наклонил к нему голову, он изогнулся и впился зубами ему в горло. Однако гигантский зверь высвободился рывком – кровь окрасила его шею. Он поднял заднюю лапу и молниеносно, одним движением, шпорой распорол поверженному животному брюхо. Кишки, свёрнутые кольцами, вывалились наружу, словно жирные белые змеи. Окрестность огласили дикие крики подыхающего, а нападавший отвернулся и отошёл, словно схватка ему внезапно наскучила….

[Гость]

Харка весь день искал Дипа, искал выход из болота. Вслед за ним по пятам, хлюпая грязью и сопя, брёл, покачивая головой, его новый друг Тахор – так его Харка назвал. Гордясь этим новым союзом, он мысленно и себя перекрестил - называл «человек, которому повинуются звери». Так он думал, а вслух сказал, обращаясь к попутчику:
- Ты спас меня от страшной смерти. Мы теперь – побратимы.
Харка не знал, как вести себя со зверем. Хорошо, что он идёт за ним следом, а не наоборот. А может, как тигр кабанью семью, он пасёт свою будущую еду? Вот он наклонился к ондатровой куче, понюхал, чихнул и всю разметал.
- Скажи, Тахор, - обратился Харка, - ты пойдёшь со мной в страну людей?
Зверь остановился и наклонил голову набок, прислушиваясь к человеческой речи словно к пению соловья.
- Не хочешь говорить? Или ты не понял моих слов? Давай будем учиться. Это просто: гляди, я – Харка. Ну, скажи: «Харка». Ну!
Утомлённый пристальным взглядом человека, зверь зевнул нервно в голос и прикрыл глаза.
- Эх, ты, побратим!
Харка огорчился непонятливости Тахора. Потом подумал – ничего, со временем научится, если не говорить, то понимать мою речь. От этих мыслей у беглеца поднялось настроение, и он запел. Это была песня о великой дружбе человека и зверя – слова и мотив сложились тут же. В ней ещё было сказано о том, как разум побеждает силу.
Когда он замолчал, тихо стало над болотом – только комары звенели над головой, неустанно шептались камыши и хлюпала грязь, пуская пузыри.
Сумерки подступили - становилось всё темней и темней, и, наконец, болото потонуло в туманной мгле. Прежде, живя в пещере, Харка никогда не оставался в темноте один – жизнь изгоя его научила не бояться мрака, опасаться тех, кто в нём прячется. Без огня и оружия он ощущал себя маленькой бедной зверушкой, годной в добычу любому хищнику.
Туман скрывал звёзды на небе, но напитанный их светом, что-то давал различить. Харка видел исполинскую фигуру Тахора – правда, где-то вверху терялась его голова, но ноги вот они - толстые, тёплые. Юноша присел на ступню животного, привалившись спиной к огромной лапе – ну, что, брат, спокойной ночи! Завтра мы найдём дорогу из болота – да ты-то знаешь, только молчишь. Властелин болот станет властелином земли, а Харка станет властелином людей. Честолюбивые мечты сморили героя.
Тахор стоял, тяжело дыша, не смея переступить ногами – то ли это была его излюбленная поза сна, то ли не решался потревожить человека.
Теперь Харка хотел только одного – вернуться скорей в пещеру. Одиночество стало невыносимым. Однако, проклятый туман! Даже в яркий солнечный день он не видел ничего дальше двадцати шагов. Где лес? Где река? В каком направлении идти?
Он шёл, чавкая грязью, шурша мохом, раздвигая камыш, время от времени останавливаясь и прислушиваясь. Вот перед ним густая крапива – может быть, за ней начинается лес? Напрасно пошёл напролом – только жжение и зуд по всему телу, а за крапивой снова камыш. Потом папоротник, да такой громадный, что накрыл Харку с головой.
Юноша питался корнями рогоз, чёрными и страшно кислыми красными ягодами, птичьими яйцами, на ходу ловил стрекоз. Зверь путешествовал без еды, но брюхо его худело – появились складки, нагоняющие на человека тоску. Что-то будет, когда хищник проголодается. Не растают ли честолюбивые Харкины мечты на его зубах?
Следующей ночью беглецу снились тревожные сны. Раскрытая пасть, обдавая зловонием, раскрывалась над ним, а Харку охватывало какое-то оцепенение – он не мог даже бежать и только кричал от страха. Просыпаясь от крика, он видел огромную морду, обнюхивающую его с любопытством и не замышлявшую ничего худого.

[Гость]

Утром он рассказал свой кошмар Тахору – тот слушал, покачивая головой, и перебирал передними лапами, будто переводил Харкину речь на язык жестов. А вокруг болото булькало грязью, выпуская туман из своих недр.
Сколько шли, ни одной деревяшки – вода, грязь, мох, травы и камыши. Где же засохшие берёзы? Харка ослаб без огня. И ещё угнетала мысль, что идёт он не к краю, а в глубину болот. Он что, никогда отсюда не выберется, станет властелином тростниковых зарослей?
На все Харкины вопросы – где лес? – Тахор молча смотрел, покачивая головой, а то открывал пасть и высовывал язык. Уж не смеётся ли он надо мной, подумывал человек. А иногда зверь урчал, разговаривая сам с собой.
Однажды Харка увидел след, но чей он понять не смог. Присел на корточки и долго вглядывался в содранный мох, запечатлевший очертания.
- Нюхай, Тахор, - он сказал и поманил побратима рукой.
И, о чудо! Зверь, наверное, понял его – согнул свою шею и уткнулся ноздрями к самому следу. В следующее мгновение Харка присел на корточки от испуга на его реакцию – Дух болот вскинул голову, и ужасный рёв заставил содрогнуться окрестности. От возбуждения он притопывал ногами, и от этого танца почва волнами заходила. Потом он сорвался с места и помчался вперёд, опустив морду вниз, принюхиваясь к следу. Вскоре они нашли и того, кто оставил их – это был собрат Тахора, убитый им за посягательство на Харку.
Труп лежал уже не так, как раньше, раздулся, отвратительно пах, а на боку не было кожи и белели рёбра. Облако насекомых клубилось над ним – жужжание, как от доброго пчелиного роя. Тахор немедленно приступил к трапезе, а Харка сидел в стороне, куда не долетал трупный запах. Отвратительно было у него на душе – он убедился, что ходит по болоту кругами.
Берёза, одна засохшая берёза – жаль не видно других. Можно попробовать добыть огонь. Но ум даден человеку для того, чтобы отдыхали руки и ноги. Поразмыслив, Харка решил, что огонь здесь, на болоте, также не уместен, как волк в гнезде глухаря – вокруг сухой мох, старый камыш – так загорит, что некуда будет скрыться. И он оставил затею.
Тахор наелся, повалился на бок, выпятив толстое брюхо и, с удовольствием повозившись в грязи, захрапел, совсем как стрелочник Дул. Мухи теперь ползали и по нему, особенно у закрытой пасти. Харка вынужден был ждать, но Дух болот поднялся не скоро.
Наверное, он уснул, опьянённый сытостью, потому что, когда поднялся, его качало из стороны в сторону – он присел, опираясь на хвост, замотал головой, захлопал глазами, отгоняя то ли видения, то ли назойливых мух.
Харке пришла безумная мысль. Обойдя чудовище, он вскарабкался ему на хвост и на четвереньках по его гребню стал взбираться на хребет. Почувствовав на себе человека, Тахор оглянулся, завернув круто шею, удивлённо посмотрел. Харка присел:
- Я не в пасть. Я здесь посижу.
Тахор рыкнул – ну! ну! – и оторвал хвост от земли. Потом раскачиваясь с боку на бок пошёл. Куда? А, всё равно – Харка не знал, куда надо идти. Он обхватил коленями то место, где у зверя кончалось туловище и начиналась шея, а руками ухватился за гребешки, росшие вдоль позвоночника – заднице от них доставалось. Харка не знал, куда они шли, но двигались гораздо быстрей, чем человеческим шагом.
Обвыкнув, беглец решил поуправлять животным.
- Тахор! Тахор! – кричал он, и когда зверь поворачивал к нему морду, махал рукой в сторону. – Туда! Туда! Говорю тебе, туда! Вот глупая скотина!
Впрочем, к вечеру они научились друг друга понимать. А ночевал Харка на его ступне, опасаясь летающих чудовищ.

[Гость]

Болото, болото, без конца и края, да ещё туман…. Харка сорвал большой водяной лютик с желтым венчиком и пристально рассматривал его. Крупные лепестки цветка, покрытые нежным глянцем, тонкие тычинки, слегка розоватый стебелёк, наверное, привели бы его в восхищение …. прежде, но не сейчас. Водяная крыса ела белый корешок камыша, держа его в передних лапках, и косила на человека лиловые глаза. Целые рои насекомых день и ночь кружились над его головой – иногда казалось, они выпьют всю его кровь. Харка постоянно ощущал какое-то давящее чувство – обладать неограниченной силой и томиться в этом туманной стране. Деятельный дух его мечтал о свободе, о невероятных приключениях верхом на Тахоре. Не только пещера, далёкие страны – горы, степи, леса – влекли его к себе, он задыхался на болоте.
Устав пялиться в туман, выглядывая контуры леса, он укладывал голову на шею Тахора и предавался мечтаниям, как будет рассказывать людям в пещере о своих приключениях. Иному целой жизни не хватит, чтобы увидеть то, что беглец испытал за одно только лето. Шумели камыши, с шипением лопались пузыри и чавкала грязь под ногами животного – Харка мечтал.
Побратим его был падальщиком – он бродил по болоту, отыскивая умерших зверей. Острый нюх помогал ему в этом – безошибочно выводя к гниющей плоти. Если же несколько дней таковой не находилось, он начинал нервничать и бросаться на живых зверей, которых Харка никогда не видел. Это были такие ужасные твари, похожие на ящериц, которые только и могли родиться в тумане болота.
Дни проходили за днями, но кроме болота вокруг не было ничего. Дип считал, что за туманом Долина Вечной Охоты – страна умерших людей. Глупец, как он мог такое подумать? Где он теперь?
Много мучений доставляли насекомые, терзавшие обнажённое тело, и ещё Харка боялся змей, но ему везло.
Однажды небо средь бела дня потемнело над головой. Промчался вихрь, крутя камыши, разрывая туман в клочья. Сверкнула молния, раскаты грома прокатились над окрестностью. Горизонт оголился, Харке поблазнилось – показался далёкий лес, но в этот миг Тахор, вытянув шею и хвост в одну линию, помчался огромными скачками в противоположную сторону.
- Стой! Стой! – напрасно кричал наездник, а потом ощутил в какую он влип опасность. Его мотало и подбрасывало на гребнистой спине мчащегося гиганта. Потом хлынул дождь, и она стала скользкой. Харка понял – если сорвётся, то отстанет и никогда не найдёт своего побратима, а без него на болоте верная смерть. И он держался изо всех сил и молил духов о спасении.
Когда-то гроза доставляла ему наслаждение – она вливала в него силу и бодрость, она отвечала его душевному волнению. Однажды она помогла ему укротить Того, Которого Боятся Все. А теперь может погубить….
Впрочем, гроза скоро ушла, ветер стих, и пелену дождя снова сменил туман.
- Куда ж ты, дурашка, бежал? – попрекал Харка побратима.
День угасал. Туман окрасился в желтый свет. В нём разливалась какая-то грусть, и наступил час покоя. После дождя стали свежее запахи. Вернулся рой насекомых, который уже стал привычным. Надвигался вечерний сумрак. Легкий ветерок ворошил туман – Харке показалось, что воздух пахнет смоковницей. Слёзы потекли по его щекам.
- Мне никогда не уйти с болота, - прошептал он, - никогда.
На следующий день наткнулись на падаль – огромный зверь с длиннющей шеей видимо был сражён ударом молнии. Тахор, наевшись, повалился на бок. Харка улёгся в осоку. Под острыми листьями сновал целый мир насекомых. Большая синяя муха по стеблю ползла, оса раскачивала маленький цветок, бабочки хвастались бархатистыми крылышками, комары сражались с муравьями, а паук плёл сети. Жук-могильщик искал падаль, чтобы отложить свои яички, а к нему уже подкрадывалась жужелица.

[Гость]

Человек, упавший в траву, поднял тревогу среди насекомых – остроконечные носики, маленькие, но крепкие челюсти, присоски и хоботки изготовились к бою. Ну, Харка, берегись! А Харка спал. Далёкий лес, увиденный в грозу, снился ему, как наяву. Снился ему целый мир за болотом – то исполненный гневом, то смиряющийся, то вздымающийся, то укрощающийся, то страшный, то ласковый и всё-таки милый, недоступный ему мир.
Когда Харка открыл глаза, в лицо ему смотрело ужасное чудовище. Он с криком вскочил – но это была безобидная ящерица, слизнувшая синюю муху. А я съем тебя, подумал юноша – поймал и съел. А потом сел и запел – звук его песни напоминал и журчание ручейка, и вой дикого зверя, и жужжание пчелы, и пение птиц…. Это была песня о далёкой родине.
Однажды Харка провалился в трясину. Жидкая грязь по самые плечи, а ноги не чувствуют дна.
- Тахор! Тахор! – кричал юноша.
Исполин повернул к нему свою голову. Харка, отчаянно барахтаясь, погружался в трясину всё глубже и глубже. Вот уже на поверхности остались его судорожно двигающиеся руки и запрокинутая голова. Громко чавкала трясина, поглощая свою жертву.
- Ну, что ты смотришь, помоги!
Тахор резко наклонил свою голову – над Харкой развёрзлась огромная пасть. Тот от страха закрыл глаза: час от часу не легче – под ногами трясина, над головой острые зубы. В следующее мгновение передние лапы чудовища, подхватив человека подмышки, вырвали его из грязи. С громким и смачным вздохом она выпустила свою жертву.
Долго Харка лежал на спине, приходя в себя после пережитого ужаса. Шершавый язык легонько коснулся его лица. Юноша открыл глаза и похлопал побратима между ноздрей.
- На тебя положиться можно – ты настоящий друг.
И снова бегут дни, по-прежнему Харка в плену болот.
Однажды – это было ночью – Харке не спалось. Камышей не было, под ногами был мох, и юноша ходил вокруг отдыхающего Тахора, прислушиваясь к ночным шорохам. Ночной воздух благоухал, напоенный запахами трав. Туман был, но он не клубился – не искажал реальность, а только ограничивал круг видимости.
Но что это? Неподалёку мелькнули зелёные огоньки. Зелёные огоньки! Души предков! Как в ту, первую ночь на болоте. Невыразимое волнение охватило душу. Быть может он сейчас на том самом месте, откуда и начались его скитания в тумане.
Харка благоговейно опустился на колени. О души предков, молился он, простите меня за то, что потревожил ваш покой, выпустите меня отсюда.
О, когда же кончится ночь!
День настал, раздвинув видимость на двадцать шагов. Белые и печальные, похожие на обглоданные скелеты, плыли берёзы, оторванные от земли.
- Тахор! Тахор! За мной!

10

Махайрод давно жил в логове под корнями столетнего дуба. Рядом в норе под его защитой ютилось семейство барсуков. Где-то в кустах квартировалась свита – гиены и шакалы. Добычу саблезубый подстерегал далеко от этой поляны – а здесь отдыхал сытый, наблюдая, как лакомятся желудями барсучата.
Пещерный лев, житель предгорий, мигрировал через лес. Его появление на поляне вызвало беспокойство хозяев – барсуки спрятались в нору, а тигр наоборот, вышел на свет, охлопал хвостом бока и коротко рыкнул – проваливай, пока цел! Гордо поднятая голова, блестящая шерсть говорили о молодости и отваге льва. Тебя не спросили – был ответ. От такой наглости махайрод съёжился, оскалив страшные клыки. Лев приостановился, сердито щурясь, изучая внезапное препятствие на пути. Он пришёл, ему и нападать – ещё мгновение и пещерный лев бросился на махайрода. Рычание и вой слились в один ужаснувший лес рёв.

[Гость]

Сцепившись, противники катались по земле, вонзая клыки, разрывая шкуры когтями. Казалось, погибнут оба – в схватке не будет победителя. Между тем, на поляну вышел Тахор с сидевшим на нём Харкой. Оба с любопытством наблюдали за битвой. Симпатии юноши были на стороне льва, но к его огорчению, махайрод подмял под себя противника и вонзил ему в горло смертоносные клыки. Харка похлопал Тахора по шее и указал на дерущихся. Движение шеи, полёт головы, раскрытая пасть сомкнулась на полосатой холке – хруст переломанных костей, и битва затихла.
Тахор приступил к трапезе, а Харка запел песню о непобедимом друге. Умяв обоих хищников, Дух болот повалился спать. И человек прилёг в тени дерева. Через минуту уже спал, несмотря на то, что был день – и спал так крепко, как можно спать только в юности.
Чихнув, Харка проснулся. Спустившись с ветки дуба на тонкой серебристой нити, прямо к нему в ноздри попал паук. Запах его не понравился, но напомнил о голоде. Юноша встал, огляделся – барсук осторожно наблюдал за ним от своей норы. Тахор спал, вздымая бок, подёргивая мышцами шеи. От двух огромных хищников остались только пятна крови на траве – Харка вздохнул и пошёл собирать желуди. Увидел птенца, выпавшего из гнезда – крохотный желторотик лежал под дубом в траве, беспомощно трепеща неоперившимися крылышками. Харка взял его в руки – на один жевок, а тот, успокоившись, открыл рот, сам требуя пищи. На ветках чирикали воробьи, волнуясь за судьбу потомства. Сравнив свою жизнь, с жизнью птенца, выпавшего из гнезда, беглец полез с ним на дерево. Вот твоё гнездо - скоро и Харка вернётся домой!
После еды ему захотелось пить. Где-то должна быть лесная река. После сна и Тахора мучила жажда - жажда, но не сомнения. На три стороны повернул он голову, втянул воздух в широкие ноздри и, оглянувшись, положил хвост Харке под ноги – взбирайся, мол. Карабкаясь на гребенчатую спину, ездок мысленно ворчал – проглот, сожрал двух зверей вместе с потрохами, а вот шкура под сиденье другу бы не помешала.
На руку к нему села бабочка. Глядя на неё, Харка посетовал:
- Тебе хорошо – рука мягкая, а мне-то каково на этих зубцах.
Срочно, срочно нужна шкура под сиденье. Седок начал обдумывать план охоты на обладателя таковой.
Два журавля, оглашая реку резкими криками, дрались не на жизнь, а на смерть. Они кружили в воде, нанося удары крыльями и клювами и, наконец, сцепившись, закружились одним серым клубком. Подождите, допрыгаетесь, пророчил Харка, крокодил приплывёт.
У реки в малиннике под поваленной сосной была берлога бурого медведя. Здесь он спал, отсюда ходил за едой, а потом на водопой и снова домой. Как и все жители леса, косолапый не отличался остротой зрения, но то, чего не могли разглядеть его коричневые глазки, легко обнаруживал нос. Чёрные ноздри зверя всегда были в движении. С характерным посапыванием он втягивал воздух, стараясь уловить и разгадать все принесённые ветром запахи.
В этот день бурый медведь пришёл на водопой раньше обычного – решил поплескаться на мелководье.
На реке всё было как всегда – звонко щебетали птицы в ветвях, в воздухе жужжали насекомые. Но это мало занимало мишку. Убедившись, что крокодилов поблизости нет, он вошёл в воду и долго с наслаждением лакал. Запах, совершенно незнакомый запах он уловил не сразу. Бурый не был трусом – он мог бы схватиться и с крокодилом, только не любил, когда их несколько бросаются на одного. Отец его был исполинским пещерным медведем, мать принадлежала к более мелкой лесной породе, но отличалась свирепостью и нередко баловалась мясной трапезой. От отца бурый унаследовал рост и силу, а от матери – буйный нрав. Этот неизвестный запах раздражал его, но осторожность брала верх, и бурый тихонько плескался, вздыбив на холке лохматую шерсть.

[Гость]

Оценив по достоинству его шкуру, Харка похлопал Тахора по шее:
- Взять!
Мгновение – медведь в зубастой пасти взлетел из воды, суча конечностями. Нажим – хруст костей, и лохматая туша рухнула в воду, взметая брызги.
- Довольно! Довольно!
Харка прыгнул со спины побратима в реку. До заката острой щепочкой сдирал шкуру, вечером на костре жарил медвежью лапу. Остальное сожрал Дух болот. Он не боялся костра человека и даже, казалось, испытывал удовольствие от неподвижного созерцания огня. Ему не нравилось, лишь когда ветер вдруг менял направление, и едкий дым попадал в ноздри. Тогда он мотал головой и оглушительно чихал – хорошо, что в сторону, а мог бы костёр разметать по лесу.
Укладываясь спать под защитой Тахора, Харка думал о племени и об Эоле. Как она удивится, увидев юношу живым и здоровым.
В бескрайнем просторе неба парил степной хищник беркут – распластанные крылья ловили порывы ветра и не шевелились. Зоркие глаза высматривали добычу. А для Харки это примета – скоро граница леса и впереди степь. А между ними широкая река. Ну, житель болот, как ты себя поведёшь в чистом, глубоком и стремительном потоке?
Вот и река!
Скатав шкуру медведя в куль, Харка завязал его горловину – получился поплавок.
- Ну, Тахор, вперёд!
Юноша поплыл, держась обеими руками за шкуру, бултыхая ногами. Оглядывался, наблюдая за движениями побратима. Дух болот был уже по грудь в воде, но огромная голова на крепкой шее пока торчала над поверхностью. Неожиданно до Харки дошло, что животное не плывёт, а идёт по дну. А уже через мгновение над водой остались только его глаза и ноздри. Тахор поплыл и стал похож на крокодила, да он и плыл, как крокодил, размахивая в стороны огромным хвостом так, что вода взвинчивалась бурунами. Над ней чуть выступала голова, выглядывала горбатая спина, и изредка показывался гребень, тянувшийся вдоль позвоночника.
Точь-в-точь как крокодил, подумал Харка, самый большой крокодил на свете. Тахор его догнал – хриплое дыхание раздалось рядом. Затем резко ушёл на дно – на поверхности остались только бурлящие пузырьки. Потом всё успокоилось.
Утонул? – обеспокоился Харка.
Однако на воде впереди него показалась лёгкая рябь – она устремилась к далёкому берегу.
Высоко в небе парил беркут – пернатый хищник кружил над степью, высматривая добычу. Обрывистым берегом русла реки, тяжело переваливаясь, шёл старый медведь. В его золотисто-коричневой шерсти поблёскивало много седых волос. Нижняя губа его свесилась, обнажив желтые корешки зубов. Подслеповатые глаза слезились и не видели, какое чудовище выходило из воды на берег. И не слышал, какой случился переполох. Прочь от реки неслись, охваченные страхом, косяки лошадей и стада сайгаков. Затряслась земля – подобно лавине, в степь от водопоя устремились косматые бизоны. Огромные львы выскочили из камышей и прочь пустились наутёк, словно перепуганные котята.
Было от чего захолонуть сердцу. Ужасный зверь, сам Дух Болот, выходил на берег, отряхиваясь от воды. Его рёв, словно гром, далеко раскатился по степи.
Впрочем, река не опустела – чирикали птички в кустах, в камышах гомонили гуси и утки. Каждому свой враг.
Вечером на берегу реки засветился костёр. Весёлые язычки огня, как расшалившиеся бельчата, перепрыгивали с ветки на ветку. Пламя костра не только согревало прохладной ночью, но и вселяло в юношу бодрость, напоминало о весёлых вечерах в родной пещере. Тёмный шатёр над головой, украшенный звёздами, походил на глубокое озеро, с косяками мерцающих рыбок. Ночь всегда казалась человеку таинственной, хранящей под своим непроницаемым пологом много такого, что пугало и заставляло трепетать сердце. Звуки и шорохи в темноте усиливались, голоса животных нередко казались незнакомыми. Но сейчас беглец не испытывал страха – рядом лежало, посапывая, чудовище, которому нет равных на свете.

[Гость]

Харка долго не мог уснуть. Река позади, впереди путь к водопаду, а там люди, и он не один. Юноша был рад и горд дружбе с Духом Болот, с ним связывал честолюбивые планы….
Утро настало, солнце встало. Трепеща прозрачными крылышками на локоть к нему села большая стрекоза. Харка залюбовался насекомым, сверкавшим в лучах солнца, и забыл, что это еда. Юноша вскочил на ноги и кинулся в реку. Освежившись в воде, радостно прыгал и хлопал себя по ляжкам, согреваясь. Тахор тревожно хмыкнул, видимо, не зная, чему приписать необычное поведение побратима.
- Скоро пойдём! – крикнул Харка, помахав рукой, и кинулся на пробежку по песку.
И тот, не поднимаясь с места, поворотом головы следил за человеком, бегающим вдоль берега.
Полдень застал их в пути.
Навстречу из-за небольшой рощицы выскочила лошадь золотистой масти. Её преследовали волки. Увлечённые погоней, ни они, ни ими намеченная жертва не заметили Духа Болот. Высунув ярко-красные языки, чуть опустив морды долу, серыми тенями, не отставая, четыре степных разбойника не прочь были поживиться.
Харка изо дня в день подолгу беседовал с побратимом, пытаясь научить человеческой речи. Тот слушал, кивал, но понимал только команды. А ещё лучше жесты.
Сейчас, наблюдая за погоней, Харка поглаживал его шею ладонью – спокойно, спокойно. Лишь только кобыла промчалась мимо, юноша шлёпнул побратима:
- Взять!
Стремительное движение шеи – один хищник в пасти. Ногой топ – не стало второго. Могучий хвост далеко назад отбросил оставшуюся пару. Кувыркаясь в воздухе, они летели, скуля и воя от страха, так и не поняв, что случилось.
От резких движений Харка сам чуть не рухнул на землю вместе с седлом из медвежьей шкуры.
- Спокойней, спокойней, Тахор.
А тот уж обедал.
Следующее утро было хмурым. Северный ветер пригнал холодный воздух и тучи – заморосил нудный дождь. Степь как-то сразу посерела, стала неприветливой и скучной – опустела. Поблёк ковыль, скукожились фиолетовые цветы шалфея, и запахи куда-то отлетели, остался один – запах дождя.
Чета львов томилась в пещере, страдая от голода и поджидая добычу: в степь идти – бесполезные хлопоты. Матёрый самец был крупных размеров, самка – мельче и моложе. Её бурая голова нередко поднималась с лап, и взгляд блестящих желтых глаз устремлялся на реку, сквозь пелену дождя. От голодной тоски из груди её временами вырывался приглушённый рык. Шум дождя заглушал все звуки.
Логово их находилось в нише, почти у самого верха скалистого берега русла реки. Перед ним был уступ, с которого они уходили или возвращались, прыгая вверх или прыгая вниз. Внизу в песчаных берегах текла река, и противоположный берег был низким – там начинался лес. А этот, со стороны степи – обрывистый и высокий.
Харка, продрогший и мокрый, дремал, восседая на шкуре, привалившись грудью к шее Тахора. Дух гор степенно шагал вдоль скалистого берега, казалось, ненастье его не беспокоило – он, как рептилия под дождём. Прыжок львицы с уступа мог бы стать для юноши последним мгновением жизни, но…
Она не рассчитала прыжка. Да и сам он был спонтанным. Вдруг из пелены дождя выплывает человек на расстоянии пяти метров, а голову того, на ком он сидел, львица сразу не разглядела. Несколько шажков по пещере, площадка, прыжок, и только потом она узрела огромное животное перед собой. Пасть закрылась. Харку она сбила грудью – вместе полетели на песок. Человек ещё барахтался под медвежьей шкурой, а она пустилась наутёк.