Клуб любителей исторической прозыРаскрутка

[sponsor=/4gr/mesto_120x20.png] Методы раскрутки себя и своих произведений
Автор темы
santehlit
Всего сообщений: 1109
Зарегистрирован: 01.08.2017
 Re: Клуб любителей исторической прозы

Сообщение santehlit »

- Как жить-то здесь? - растерянно оглядывалась Ирина.
- Ничего, как-нибудь. Это ж ненадолго. Я завтра Пота¬пова приведу, пусть полюбуется. Хотя он и так обещал: первая квартира - наша.
Николай стоял над грудой узлов и сумок, размышляя, с чего начать.
- Когда так - немного потерпим, - Ирина подошла, притянула его за голову и поцеловала.
- Хочешь, приляг на диван, - сказала она. - У тебя усталый вид.
Николай вытянул из груды вещей гитару, присел, тронул пальцами струны. Они отозвались жалобно и сипло. Жена наблюдала за ним серьезно и чуть иронично. Поймав ее взгляд, он отложил гитару, вздохнул тяжело. Вытянувшись на диване, закурил. Ирина примостила ему на грудь пепельницу и присела рядом. В доме надолго воцарилась тишина.
Каждый думал о своём.
Ирина спала крепким сном и вдруг проснулась. У нее было такое чувство, точно она очутилась в глубоком колодце: в комнате зависла кромешная тьма, лишь далекие в окне мерцали звёзды. Кругом была тишина - ни звука, только стучало её сердце и посапывал во сне Николай. И, однако же, она очень отчетливо почувствовала, что кроме них в комнате есть кто-то ещё.
Она шевельнулась, диван тихо скрипнул, и ей показалось, что в дверях будто ко¬лыхнулось что-то, более светлое, чем окружающая темнота. Она замерла, поджав ноги, вся мелко дрожа от ис¬пуга.
- Коля, - позвала она шепотом, тронув плечо мужа, - я боюсь.
Голос ее тоже дрожал.
Николай оторвался от подушки моментально, будто и не спал:
- Чего боишься?
- Ходит кто-то по дому.
- Ходит? По дому?
- Ну, кажется, ходит, - сказала она, едва не всхлипывая,
И он про себя выругался: «Ну и ну! Кажется!».
- Если кажется, надо креститься, - сказал он с раздра¬жением, и она умолкла.
«Вот бабья натура! - думал Николай, злясь на жену. - Не так, так эдак подойдет, лишь бы по ее было. Придумает же, «ходит кто-то по дому».
Типичная бабская психология, а он думал, что у него жена не как другие.
Она будто подслушала его мысли, нырнула под одеяло, ткнулась носом ему в плечо
- Ты извини меня, Коля.
- Ладно уж, извиняю.
Он обнял ее поверх одеяла.

6

Раннее солнце залило комнату ярким, всепробуждающим светом. Николай проснулся, ощущая горячим от сна плечом шелковистое прикосновение женской кожи, и на¬гнулся над Ириной, будя ее.
Она встала и босыми ногами прошлепала по перловицам. Николай потянулся лежа, под¬ставляя мускулистое тело нежарким утренним лучам, и закурил. Сегодня было первое утро их новой жизни.
Если б кто сказал Ирине в то утро, что срок ее жизни истек, и счет, отмеренный ей судьбой, пошел уже на ми¬нуты, то она б не испугалась даже, нет, а удивилась очень: слишком несовместимы в сознании были понятия - мрач¬ное, из небытия, смерть, и яркое, блистающее, во все трубы трубящее, жизнь.
Реклама
Автор темы
santehlit
Всего сообщений: 1109
Зарегистрирован: 01.08.2017
 Re: Клуб любителей исторической прозы

Сообщение santehlit »

Солнце светило, и все живое радовалось. Май уже отыграл своими красками, но зелень не успела еще по¬тускнеть. Освеженная утренней росой, в разгаре второй своей молодости была она в то утро как красавица в тридцать лет - не только для других, и для себя хороша, счастлива и покойна в своей бурной прелести. Воздух был густо напоен запахами чабреца и полыни и неподвижно застыл над окрестностью. Лишь тонкие и свежие струи изредка проры¬вались от озера. В кустах с ума сходили воробьи.
Проводив мужа на работу, Ирина пошла за водой и повстречала у колодца Тараса Согрина.
- Здравствуйте, - сказал он. - Как у вас идут дела?
- Здравствуйте, - улыбнулась Ирина. - Ничего,
- Скажите по совести, надолго вы здесь обосновались? - настороженно разглядывая ее, спросил старик,— Как-то, знаете, пустой дом тоску наводит, даже жизнь, можно сказать, отравляет.
- Может надолго, может, нет - как получится. А как вас зовут? Я же должна знать. Мы - соседи.
- Для чего вам знать, как меня зовут? Теперь, знаете, о здравии уже не возглашают, за упокой как будто еще рано, - дед насторожился.
- Нет, скажите, скажите, - Ирина настойчиво и друже¬любно смотрела Тарасу в лицо, и он будто оробел под ее взглядом, затоптался на месте, потрогал прозрачными пальцами очки и оглянулся. В его глазах, мерцающих неверным старческим светом, затаилась большая челове¬ческая тоска.
Он заговорил приглушенно и торопливо:
- Здесь черти ворожить собираются, вот увидите. Я-то насмотрелся... Вот увидите, не черти, так еще какая нечис¬тая сила - может ведьма, а может еще кто. Такого не может быть, чтоб этот дом таким дураком стоял перед глазами, и ничего в нем не было.
Старик, наконец, перестал молоть чепуху, повертел головой и серьезно, взглянул на собеседницу. Перед ним стояло существо совершено неземное - легкое, серое платье в большую клетку, из-под подола стройные ножки. А лицо чистенькое, белое, блестящее, неверящие глаза и тонкие брови. На плечи тяжело опускались завитые локоны.
- Видите ли, в чем дело, - совсем иным тоном заговорил Тарас.— Наша жизнь гораздо более загадочная, чем кажется. Более загадочная.
Ирина задумалась, а старик как-то незаметно отвалил от колодца и, ни разу не оглянувшись, ушел неслышно и легко, как призрак.
Воротясь домой, Согрин был озабочен:
- Говорил я вам, в том доме ведьма живет, вот она и объявилась. Фигуральная женщина.
- Ну, какая же она ведьма, - возразила жена.
- А ты думаешь, ведьма - так обязательно на помеле? И с таким носом. Не-ет. Настоящие ведьмы красивые. Чтоб ей гроб из сырого леса сделали, когда помрет, зараза.
Ирина не сразу отвлеклась от неприятного разговора, но, в конце концов, улыбнувшись хрустально голубому небу, смочив колодезной водой лоб и непослушный локон, решила - на свете жить интересно и весело.
Проходя с вед¬ром воды, окинула оценивающим взглядом свое захлам¬ленное хозяйство. Двор был завален мусором и зарос таким бурьяном, что она тут же подумала, сможет ли когда-нибудь привести его в порядок?
В доме стояла печь, скалясь во все сто¬роны выщербленными боками и вдруг рухнула, загреме¬ла, лишь только Ирина подступилась к ней с веником. Битый кирпич рассыпался по полу, а вверх взметнулись клу¬бы сажи и долго кружились в воздухе, медленно оседая густым слоем. В потолке на месте трубы открылся черный зев, грозящий новым падением кирпичей и еще чего-нибудь.
В сенях был лаз на чердак. По выщербленной и шаткой лестнице Ирина поднялась наверх. И лишь только голова ее поднялась над потолочным настилом, жуткий и отвратительный страх дрожью прошелся по телу, окаменел в обессиленных ногах. Она резко повернулась, теряя опору и прямо перед глазами увидела лик того, кто разбудил и напугал ее ночью, и лик этот был лицом Смерти.
Автор темы
santehlit
Всего сообщений: 1109
Зарегистрирован: 01.08.2017
 Re: Клуб любителей исторической прозы

Сообщение santehlit »

Исказив рот в беззвучном крике, Ирина опроки¬нулась вниз.
Ее доставили в сельскую больницу в бессознательном состоянии. По отвисшей челюсти, закатившимся зрачкам и заострившемуся носу врач Алексеев сразу определил, что его помощь запоздает. Тем не менее, Ирину положили на стол - уколы, давление, пульс, уколы.
Появились две капельницы с физраствором, и Алексеев ввел иглы в вены обеих рук. Замер у операционного стола, ожидая результатов, что мог - он сделал.
И дрогнули веки умирающей, и потянулась, сомкнулась в стоне челюсть - пульс более не прослушивался.
- Все, - хрипло сказал Алексеев и хмуро посмотрел на маявшегося в дверях Николая.
Из коридора донесся детский плач, и в операционную вошла Валюша, размазывая кулачками слезы. Увидев на столе неподвижную мать, бросилась к ней, схватила ручонками босую ступню.
Это была, настолько тягостная, разры¬вающая душу картина, что Николай, столкнувшись в дверях с матерью, сказал:
- Я не могу, пойду отсюда...
Мария что-то хотела сказать ему, но вдруг увидела на глазах у сына слезы и промолчала.

7

Сойдя с больничного крыльца, Николай остановился, устало прикрыл глаза, перед ним поплыли радужные круги, в висках и, казалось, во всем теле стучали тяжелые удары сердца. Ему хотелось лечь, забыться хоть ненадолго и не терзаться. С поникшей головой, наполненной горем, побрел в свой злополучный дом. Лег на диван.
Отврати¬тельная тишина с непонятными тихими звуками поселилась в опустевших комнатах. От неудобной позы что ли, заныло сердце. Николай покрутил головой, энергично растер левую половину груди. Все равно тревожно и тошнотворно, как с похмелья.
Вспомнив о обезболивающем действии алкоголя, тут же собрался в магазин и вернулся домой с пятью бутылками водки. Уселся на кухонный табурет, уперся локтями в стол, обхватил руками голову и попытался заплакать. Не получалось. Стал пить водку. После двух стаканов немного отпустило.
Вот тогда, он заплакал. Рыдая, подвывая, вытирал обильные слезы подолом рубахи. Вспоминая жену, вспомнил ее ночные страхи. И вдруг, отчаянье сменилось облегчением. Отчаянье постепенно уходило, а лёгкость, освобождённость оставались.
Облегчение пришло от мысли, что в смерти Ирины кто-то виноват, кто-то толкнул ее с чердачной лестницы. И его, этого кого-то, надо найти и наказать.
Даже страшно стало на миг от ощущения, что он в доме не один. Сладкий ужас, неиспытанное прежде самозабве¬ние охватили Николая. Он рванулся в угол к груде вещей, извлек из чехла ружье, собрал, вставил в стволы снаря¬женные пулей патроны, и в это время озирался по сторо¬нам, готовый стрелять, драться, убивать.
Потом пришло протрезвление. Он повесил ружье, вер¬нулся к столу. Опять причастность к гибели жены безмер¬ным, как во сне, горем, охватила душу. Хватаясь за несбы¬точное, он пытался убедить себя, что все это и, вправду, во сне, и яростно замотал головой, желая проснуться. Но с непреходящим ужасом понял, что не спит. Тогда он налил водки в стакан и выпил залпом. Отдышавшись, заметил, что стакан до безобразия грязен. Оглянулся и увидел то, что раньше не замечал — развалившуюся печь и слой сажи по всему дому.
Автор темы
santehlit
Всего сообщений: 1109
Зарегистрирован: 01.08.2017
 Re: Клуб любителей исторической прозы

Сообщение santehlit »

Пил ночь напролет. Под утро вышел во двор на дрожа¬щих ногах, хватаясь руками за стены. Твердо стоять не мог, его шатало, но он очень хотел стоять, будто доказывая кому-то, что не пьян. Но стоять не было сил, и он пошел. Замысловатым зигзагом пересек двор, обессилел, и его кинуло к стене сарая. Стена поддержала ненадолго. При¬жавшись к ней спиной, некоторое время простоял непод¬вижно. Потом сделалось все равно, и он, не отрываясь от шершавой опоры, сполз на траву. Сел посвободней, закрыл глаза и вытянул ноги. Сидеть было хорошо, но все хорошее кратко. Николай Агеев уснул.
Очнулся он утром во дворе у стены сарая. Бил колотун. Сел, обхватив колени руками и, совсем не желая этого, вспомнил о вчерашнем. Застонал и стал биться лбом о колени. Больно было. Больно и тяжело.
Скрипнуло крыльцо. Николай поднял голову и увидел мать с хозяйственной сумкой в руке.
- На травке загораешь? - то ли брезгливо, то ли участ¬ливо спросила она. - Я тут принесла кой-чего. Ты встань, умойся и поешь... А может, домой пойдем?
Мария немного прибрала и накрыла на стол. Николай перебрался в дом на диван и совсем не собирался умы¬ваться. Он лежал на спине, глядел в потолок и тихо плакал, слезы текли по щекам и в нос.
- Мама, ты уйди, ладно...
Мария покачала головой и ушла, ничего не сказав. Нико¬лай запер за ней дверь.
В обед прибежала Людмила. Стучала, скреблась в дверь, заглядывала в окна. Он долго терпел, не отзывался, но она не уходила, криком продолжала нарушать его установившееся было душевное равновесие. Терпеть такое стало невозможно, и он, подойдя к двери, послал сестру по¬дальше.
В сумерках опять постучали. Николай машинально открыл, неожиданно увидел перед собою троих неузнан¬ных в темноте мужчин, и ужас мгновенно объял его. Он захлопнул дверь, прижался к ней и, ощущая на всем теле вдруг выступивший липкий пот, решил вслух:
- Не пущу!
- Ты что от водки спятил? - возмутился снаружи голос его начальника Потапова. - А ну, открывай.
- Ты, Иваныч? - Николай приоткрыл дверь, стараясь придать лицу осмысленное выражение.
- Я, Рома да Петя со мной. Не узнаешь?
- Прошу, - Николай неверной рукой изобразил госте¬приимный жест.
Они вошли, а Агеев сразу повалился на диван. Потапов устроился на табурете напротив. Ребята захлопотали у стола, убирая загаженную посуду и накрывая снова.
Николай не выдержал спокойного взгляда Потапова и недружелюбно спросил:
- Любуетесь? Хорош, да?
- Хорош, - спокойно согласился Потапов.- Ну да мы к тебе не затем. Совет по делу да помощь к месту - первая привилегия друзей. Так что, не откажи в участии.
- Кушать подано, - позвали от стола. - Где продукт такой берёшь, Коля?
- Мама утром приходила.
Потапов брякнул перед Николаем стакан:
- Рома, ему сюда сразу сто пятьдесят...
- Не многовато ли? Может сразу с копыт слететь.
- Упадет - не беда. Ему сейчас все на пользу.
- Вы, как врачи над больным, совещаетесь, - попы¬тался пошутить Николай, но, вспомнив больницу, прогло¬тил ухмылку. .
Молчали все, наблюдая процесс разлива. Потапов протя¬нул Николаю бутерброд. Он взял его в левую руку, а стакан - в правую, а та, ни с того, ни с сего заходила, задрожала. Николай вернул стакан на стол.
- Отвернитесь, - попросил он.
Все трое с готовностью отвернулись, понимая его состояние. .
- Уже все, - облегченно вздохнул Николай.
Автор темы
santehlit
Всего сообщений: 1109
Зарегистрирован: 01.08.2017
 Re: Клуб любителей исторической прозы

Сообщение santehlit »

Они обернулись. Агеев неторопливо жевал бутерброд. Тогда выпили и они.
- Значит, здесь будем покойную обряжать? – спросил Потапов, поддевая вилкой кружок колбасы.
- Здесь, - решительно утвердил Николай и потянулся к пачке сигарет.

8

Когда утром Николай проснулся, то почувствовал страшную тоску. Он был в своей комнате, на своем диване, но ощущал себя на чужбине, затерянным, одиноким. Он осознал, что произошло что-то необычное, серьезное, непо¬правимое, что новая печать ляжет на всю его жизнь, его ждет тяжелая смута. Он не хотел приносить людям страданий, а вот как получилось...
Его подняла мать, и до обеда они занимались хозяйст¬венными делами. Она обмотала щетку тряпкой и обтерла сажу с потолка и стен. Николай выносил битые кирпичи. Мария перемыла кухонную посуду, и сын под ее руковод¬ством вытирал тарелки, вилки, ножи.
После обеда на табуретах в комнате поставили гроб с покойной, обитый красной материей и черными лентами. Потянулись люди. У большинства, казалось Николаю, было безразличное выражение, они тягуче шагали, останавли¬вались, стояли, покорно вдыхая трупный запах, и уходили.
Николай сидел в углу дивана, опустив плечи, и тихонько покачивал головой. Казалось, не только синие глаза, но и все его безвольное тело было полно тоской. Он сидел, задумавшись, а выражение муки исподволь пробиралось на его лицо. Казалось, все силы души перегорели в этом несчастье. Для того чтобы видеть входящих и уходящих людей, надо было повернуть голову, но Николай сидел, не шевелясь. «Так пусто, вероятно, чувствует себя коло¬дец, из которого вычерпали всю воду», - думал он, при¬слушиваясь к своему нутру. Все окружающие звуки сли¬лись для него в однотонное гудение.
Пронзительно взвыл женский голос, и словно сверкнув¬ший нож вспорол Николаеву душу.
- Деточка! Деточка! Деточка ты моя золотая!
Этот крик по своему ребенку потряс людей. Вновь во¬шедшая женщина, Ирина мать, склонилась над гробом, стала расправлять завитки волос на голове трупа. Она всматривалась в застывшее, известковое лицо и видела, как только мать может видеть, живое и милое личико, кото¬рое улыбалось ей когда-то из пелёночки.
Отголосив, она опустилась на колени, тихонько, чтобы не тревожить дру¬гих, завыла по-бабьи:
- Родименькая наша, цветочек ты наш... Куда ты ушла от нас?
За ее спиной, сутулясь, неуклюже топтался муж, Колин тесть. Он молча переживал свое горе и неловкость за жену.
Никогда Николай не думал, что человеческая спина может быть так выразительна, пронзительно передавать состояние души. Потом еще в течение дня Агеев несколько раз посматривал на него. Старик сидел, склонив голову - поза обычная для людей, утомленных долгой жизнью. А ведь ему еще не было и пятидесяти.
В изголовье гроба неподвижно сидела Мария. Она под¬несла платок к глазам и сидела, ссутулясь, не по своей воле делая мелкие первые движения к осознанию того, что осиротевшая Валюша станет ее, ее родненькой внуч¬кой и воспитанницей
К вечеру Николай остался в доме один. Попрощался с последним посетителем, а в душу его возвратилось утрен¬нее чувство одиночества. Он вышел на воздух и бездумно побрел по темной пустынной улице. Ноги принесли его к Марии. Ему хотелось говорить с матерью о постигшем горе, поделиться своими чувствами. Мать поймет его. Она ведь не только умная, у нее добрая и чистая душа. И в то же время он опасался, что Мария Афанасьевна начнет корить его, поминать, как сын сглупил, переехав из родного дома. Мать любит объяснять чужие поступки и поучать. Однако, Мария молча смотрела, как он ест, слушала и только сказала тихо:
Автор темы
santehlit
Всего сообщений: 1109
Зарегистрирован: 01.08.2017
 Re: Клуб любителей исторической прозы

Сообщение santehlit »

- Если б я могла отогнать горе от твоего порога.
Потом она поцеловала его в голову и еще сказала:
- Ничего, ничего, хороший мой, жизнь есть жизнь...
Она видела, что он, продолжая своё прежнее существование, совершенно не участвует в нем. Так путник, поглощенный своими мыслями, идет по привычной дороге, обходя ямы, переступая через канавы, и в то же время, совершенно не замечая их. Для того чтобы говорить с сыном о его новой жизни, нужно было новое душевное направление, новая сила, новые мысли. У нее таких мыслей не было.
- Спасибо, мама, - сказал Николай, прощаясь. Он вдруг успокоился, словно высказал ей все, что хотел сказать. Подхватил испуганную Валюшу на руки, поцеловал в лобик.
- Пойдем, доча, последнюю ночь мама с нами...
Сделав шаг в темноту, оглянулся на мать. Она стояла в дверях, по-деревенски подперев щеку ладонью. На свету лицо ее казалось похудевшим и молодым. А через минуту, забыв о Марии, он шагал по тёмной улице, прижимал к груди худенькое тельце дочери и думал о хрупкости жизни.
Валюша, казалось, привыкла к мысли, что ее мамы нет в живых, и больше не будет. Она уже засыпала, когда Николай принес ее в свой дом. Он усадил ее на диван и не успел оглянуться, как дочь уже спала. Ручка ее свесилась над полом. Николай с особым терпением и добротой, которые возникают у мужчин к дочерям, подложил Валюше под голову подушку, прикрыл одеялом, утер слюнку с губ и замер над ней, вглядываясь.
На белом полотне по¬душки темнела аккуратная головка девочки. Николай вслушивался в ее мерное дыхание, прижал ладонь к груди, чтобы не потревожить спящую гулкими ударами сердца, он ощущал в душе щемящее и пронзительное чувство нежности, тревоги, жалости к ребенку. Страстно хотелось обнять дочь, поцеловать ее заспанное личико. Одолевае¬мый беспомощной нежностью и любовью, он стоял сму¬щенный, слабый, лишь пожимал плечами и морщил лоб - неужели никогда, никогда не вернуть того, что было?
Он присел на пол рядом с диваном, положив на него голову и вместо того, чтобы закрыть глаза, широко рас¬крыл их - его поразила безрадостная мысль, как легко уничтожает людей смерть, как тяжело тем, кто остается жить. Он думал об Ирине, как о живом, но очень далеком человеке. Расстояние между ними не измерялось пространством, это было существование в другом измерении. Не было силы на земле и силы на небе, которая могла бы преодолеть эту бездну, бездну смерти. Но ведь не в земле, не под заколоченной крышкой гроба, а еще здесь, рядом, совсем рядом его любимая.
Николай полулежал с открытыми глазами, не замечая времени, думал, думал, вспоминал. Он вспоминал ее гру¬ди, плечи, колени. И глаза, кроткие, покорные, по-собачьи грустные. Вспоминал их первую и единственную ночь в этом доме - большие печальные глаза ее, жаркий шепот... Какой прекрасной казалась ему жизнь.
Плечи его затряслись, он засопел, заикал, давясь, вдавли¬вая в себя прущие наружу рыдания. Поднялся, прошел на кухню, открыл шкаф, достал початую бутылку, налил до краев стакан водки. Выпил, закурил, вновь чиркнул спичкой, не замечая, что сигарета дымилась. Горе зашу¬мело в голове, обожгло внутренности. И он громко спросил тишину:
- Ирочка, маленькая, миленькая, что ты наделала, как же это случилось?
Повернулся лицом к комнате, где стоял гроб:
- Ирочка, что же ты со мной сделала? Ирочка, слышишь? Ирочка, посмотри на меня. Посмотри, что со мной делается.
Щеки его разгорелись, сердце билось гулко, мысли были ясные, четкие и... злые, а в голове стоял туман - от водки чуток легче.
Автор темы
santehlit
Всего сообщений: 1109
Зарегистрирован: 01.08.2017
 Re: Клуб любителей исторической прозы

Сообщение santehlit »

9

Тот, кого звали Желтым Призраком, жил своей жизнь. После шумного и пугающего многолюдья тишина и покой вновь воцарились в старом доме, и вроде бы ничего не предвещало близкой грозы. Больше всего на свете Он боялся толпы людей и грозы с громом и молнией. Обитатель чердака взволновался от другого. Сквозь густой дух разлагающейся плоти пробивался наверх нежный запах, зовущий, манящий, дразнящий запах ребенка.
Пока внизу ходил человек, скрипел половицами, разговаривал сам с собой, Желтый Призрак вел себя спокойно. Но вот в доме все стихло. Даже цикады примолкли в траве под стенами. И он заволновался. Тонкий запах неудержимо влек его к себе.
Тот, которого звали Желтым Призраком, тихо, по-кошачьи спустился по шаткой лестнице в сени. Дверь на кухню была приоткрыта...

10

Этой ночью Тарас Согрин никак не мог уснуть. Ощущая глухую безотчетную тревогу, он ходил и ходил по саду, вокруг дома, вглядываясь в окружающую село черную темень и светящиеся за дорогой окна. Чего он жаждал и боялся увидеть? Летающий гроб с ведьмой, чертову триз¬ну или самого Желтого Призрака? В последние дни, будто смертельная опасность нависла над его головой. Плечи его сгорбились, спина съежилась. Даже в глаза никому не смотрит, потому что они стали у него пугливыми, всего боятся. Услышав чей-нибудь громкий голос, или вообще неожиданный звук, вздрагивал всем телом. Смотреть на него было жалко. И теперь, стоя у забора, он и злился на себя, и дрожал от страха одновременно.
От озера веяло прохладой, а над окрестностью нависла давящая тишина. Все кругом было погружено в сон.
Впоследствии Тарас говорил, что он раньше почувствовал нутром то, что произошло в следующее мгновение. Вдруг у него по спине побежали мурашки, а потом из-за дороги донёсся чей-то сдавленный крик. Следом раздался душераздирающий вопль. Долгий, свободно льющийся, леденящий душу, похожий на крик боли и ярости человека, попавшего в капкан. Крик умолк. Угрюмый звериный вой, заходясь в визге и рычании одновременно, донёсся из-за дороги и вдруг прервался, стих. Резко прогремел ружейный выстрел, и тут же тишина крокодиловой пастью проглотила окрестность.
В проклятом доме произошло что-то ужасное, быть может, развязка всей трагедии. Но нигде, ни отклика, ни звука, нигде не вспыхнул свет, не стукнула калитка, не спешит никто на помощь. Лишь соседская собака лениво звякнула цепью и не подала голоса.
Тарас в волнении метался у забора и тут увидел знакомую фигуру, ковылявшую вдоль берега. То Волнухин покинул свой пост и спешил к месту событий. Тут и Тарас осмелел, прихватив ружьё, широкой дугой обходя молчаливо светящийся дом, засеменил навстречу.
Волнухин резко остановился, вынул изо рта погасшую папиросу и с минуту стоял неподвижно, вытаращившись на Согрина, словно перед ним вдруг возник призрак.
- Мироныч, ты стрелял? – выдохнул он вместе с воздухом, поражённый.
- Нет, в доме. А ты что-нибудь раскумекал в этом деле?
Тревога усилилась в душе Тараса. Он стоял с ружьём в руках, стараясь унять дрожь, пальцы у него онемели.
- Пойдем, глянем, - Волнухин упёрся в него взглядом.
Тарас приоткрыл рот, пригнул к плечу голову, но ничего не смог из себя выдавить. Волнухин, не дождавшись от него ответа, махнул рукой, повернулся и пошёл на свет окон.
Уже во дворе ощущался сладковато-дурманный трупный запах. Осторожно ступая, старики прошли в дом через настежь распахнутую дверь. Огляделись, привыкая к свету.
У стены с ружьём в руках окаменел Николай Агеев. Цвет лица у него был как у мертвеца. Он стоял неподвижно, но подбородок заметно подрагивал, будто жевал или пытался сказать что-то. И ствол ружья сильно трясся в его руке.
У дивана, будто брошенная на пол кукла, лежала маленькая девочка вся в крови и неподвижно широко открытыми глазами смотрела в потолок.
Автор темы
santehlit
Всего сообщений: 1109
Зарегистрирован: 01.08.2017
 Re: Клуб любителей исторической прозы

Сообщение santehlit »

Посреди комнаты в направлении к порогу лежала, будто в прыжке вытянувшись, крупная рысь. Пуля угодила зверю прямо в лоб. Мозги, смешанные с кровью, вытекали наружу.
Всё остальное было бредом или галлюцинацией.
Гроб со стульев был опрокинут. Покойница лежала на боку, вытянув руки и вцепившись мёртвой хваткой в рысий зад. Зверь, видимо, некоторое время тащил за собой этот страшный груз, и тогда его настигла пуля. Глаза женщины были закрыты и облиты мертвенной синевой. А рот открыт и оскален, и меж зубов торчали клоки рыжей шерсти.
От этой неправдоподобной, жуткой картины первым оправился Волнухин. Он поднял с пола девочку и осторожно положил на диван.
- Не дышит, - хрипло возвестил он, не оборачиваясь.
Агеев вдруг скривился лицом и как-то по-детски плаксиво поджал дрожащие губы.
- Не доглядел я, - проговорил он тихо и отрывисто.
В его бессмысленных, словно бы затянутых плёнкой глазах, блеснула слеза. С гулким стуком упало ружьё. Он наклонился и кулём повалился на пол. Волнухин захлопотал над ним, расстегнул рубашку на груди, пошлёпал по щекам:
- Ничего, ничего, это пройдёт
Тарас присел на корточки, после двух неудачных попыток прикурить папиросу смял её и швырнул на пол. Надрывно вздохнул.
Вот и кончились его кошмары. Ужасным образом, но кончились. Только вряд ли он сможет спокойно встречать утром рассвет. Мир будто перевернулся для него…
Даже спустя много дней Тарас Согрин не мог объяснить себе, что произошло в ту страшную ночь в одиноком доме у озера. Он даже толком припомнить не мог, что он там делал. В сознании лишь урывками всплывали отдельные картины.
Кажется, они уложили покойницу в гроб и поставили его на табуретки. Запомнилось, как Волнухин заскорузлым обкуренным пальцем выковыривал у неё изо рта рыжую шерсть.
Потом замотали окровавленное тельце девочки в покрывало, и Тарас понёс её в больницу, а Волнухин остался возле трясшегося в лихорадке Николая Агеева.
Потом, Тарас помнит, были люди, много людей и много света, и всё померкло в бестолковых расспросах и беспамятстве…

11

Говорят, с той поры Николай Агеев тронулся умом. Он нигде не работает, живёт на инвалидную пенсию в одиноком полуразвалившемся доме на берегу озера. Нигде он не бывает, ни с кем не встречается, Хлеб из сельмага и пенсию с почты приносит ему мать, рано поседевшая, но всё ещё статная женщина с остатками былой красоты. Если кому случится пройти по его, не огороженному двору, то, говорят, можно услышать, как хлопнет дверь и звякнет запор – хозяин не принимает.
Всё же увидеть Агеева можно - на кладбище. Туда он ходит почти каждый день и подолгу, если тепло, просиживает у двух могильных холмов за одной оградой – жены и дочери.
Он не улыбается, но выглядит довольным, насколько может быть довольным человек в его положении. Лицо его стало совершенно бесстрастным, глаза – белёсыми, острыми, диковатыми и… пустыми. Неряшливый вид его наводит на мысль о покинутых и заброшенных. Когда с ним заговаривают, он молчит, лишь гримаса вежливого идиотизма растягивает его губы. А если скажет слово, то в голосе его нет ни выражения, ни оттенков. Это плоский, усталый голос человека, делающего признание после изнурительной борьбы с собственной совестью.

12

Как-то припозднившись по служебной надобности, выбирался я из тех краёв. Уже в сумерках завернул к колодцу, знаменитому на всё село. Фары «УАЗика» высветили покосившейся дом с выщербленными углами чёрные неопалубленные брёвна, обглоданные временем, поблёскивали под молодой луной. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что в нём таится тревожное уныние. За тёмными проёмами окон чудились чьи-то тени, а под провисшей крышей не иначе повесился вурдалак.
Это был дом Призрака. Вспомнил рассказ Тараса Согрина и готов был поверить старому брехуну.
Вода в колодце действительно изумительно вкусная. Я вырулил на дорогу, и прежнее бодрое настроение вернулось. А может, врал Тарас Мироныч?
Автор темы
santehlit
Всего сообщений: 1109
Зарегистрирован: 01.08.2017
 Re: Клуб любителей исторической прозы

Сообщение santehlit »

Эпилог
(или несколько необходимых комментариев к роману «Самои»)

Плохие времена, тяжелые времена —
вот что люди не устают повторять,
но давайте жить хорошо, и времена станут хорошими.
Мы и есть времена. Каковы мы, таковы и времена.
(св. Августин)

Каждому дню свои заботы. Проходит день, и вместе с ним проходят и заботы его. То, что казалось важным, полным значения и интереса, то внезапно забывается и исчезает, заменяется чем-то новым, что кажется несравненно важным и значительным, что в свою очередь исчезнет с последними лучами своего дня, чтобы уступить место новым хлопотам и волнениям, и совершаются новые события. Таков закон природы, склонной стремиться постоянно вперёд и забывать прошлое.
Но есть и другие законы, по которым это прошлое оставляет неизгладимые следы в человеческой памяти. По их воле становятся жгучепроблемными дела давно минувших дней. И если одно за прошедшие годы разрушается, стирается в памяти, то другое наоборот, становится злободневным. Если, к тому же, оно постоянно подпитывается сильными чувствами, такими, например, как ненависть или любовь.
Время идёт и творит свою вечную, неустанную работу, и однажды наступает пора, когда, говоря словами разбойного атамана Лагутина: «…. может статься, теперешних героев врагами назовут. И наши имена припомнят без проклятий».

История гибели отряда челябинских рабочих в станице Кичигинской не отмечена ни в одном из исторических фолиантах - она передавалась из поколения в поколение шепотком на кухне, при задёрнутых шторах и запертой двери.
Мне эту быль поведал приятель, Серёга Рысев, Сергей Пантелеймонович, и зловещая колдунья Рысиха - его родная прабабка. Сын её сгинул в Гражданскую - то ли за белых, то ли за красных. Сноха чуралась «старой ведьмы» и детей отвадила. Умирала она тяжело - голодным псом на привязи выла на всю станицу в своей насквозь прогнившей избёнке. День, другой, третий…. Да сколько ж терпеть, судачили казаки, пойти и пристрелить ведьму. Но не решались. Потом кто-то надоумил - вошли, под матицу лом приладили и подняли вместе с потолком. Тут она, сердешная, дух-то испустила. Крыша, правда, обвалилась. Да не нужна была бабкина избёнка наследникам - так и кособочилась заброшенная, пока земля совсем не затянула в недра свои.
Станичный атаман Парфёнов дожил до глубокой старости и умер, оплакиваемый потомками. Его внук служил начальником Увельской ГАИ. Теперь он на пенсии. Мы с ним здоровкаемся.

Наследники Константина Богатырёва без пафоса рассказывают о его смертельном поединке с братом Петром - мол, время было такое. А вот что хранят с гордостью - пожелтевшую газетку «Слово колхозника», в которой полустраничный очерк раскрывает героический образ орденоносца, красного командира, любимца самого Блюхера, первого председателя Соколовской казачьей коммуны. И о Лагутине там есть строки. Да не всё правда, говорят богатырёвские потомки, а иначе нельзя - время было такое.
Рассказывая о таинственном происшествии с дедом в Кичигинской, косятся на собеседника - ищут на лице ухмылку недоверия. И обижаются, и замолкают, узрев такую.
Мистика, скажите. Ну-ну…. Перефразируя известное изречение, хочется воскликнуть:
- А всё-таки она есть, сила нечистая! И не дай Бог с нею встретиться.
Зять мой, внук Константина Алексеевича, вспоминает:
- Приехал он, а мы с Витькой (это меньшой брат) на воротах сидели, как прыгнем на деда. Он только плечами повёл - и мы кубарем в разные стороны. Не маленькие уж были, а он после инфаркта. Плечами только повёл….
Сила богатырская передаётся через поколение. Зять в расцвете лет своих мог сырую картошку в ладони раздавить. Барахтаясь теперь на диване с внуками, отмечает Ярослава:
- Тяжёлая рука, богатырёвская.

Щедра деревня на прозвища. Бабушка рассказывала - служил один мужик на Кавказе, давно служил, ещё при царе Горохе. А как вернулся домой, заважничал: всё «Капказ» да «Капказ» - будто краше земли на свете нет. Так и прозвали Капказом. А потомков капказятами. До сей поры кличут.
Живи я в Петровке, быть бы и мне краснёнком, потому что Василий Петрович Баландин, поротый колчаковцами в поповском саду, двоюродный брат моего деда по материнской линии.
Коль зашёл разговор про родню из Петровки, расскажу ещё один случай.
Автор темы
santehlit
Всего сообщений: 1109
Зарегистрирован: 01.08.2017
 Re: Клуб любителей исторической прозы

Сообщение santehlit »

Собирались с дедом Егор Иванычем за грибами, да проспал я, а он пожалел - не стал будить малолетку. Проснулся, бабушка:
- Раз такое дело - пойдём, поможешь баню истопить.
Натаскали воды из озера, протопили.
Бабушка:
- Пусть выстаивается.
Тут дед из лесу вернулся. Сели мы с бабушкой грибы мыть в корыте. Калитка открывается, старушка согбенная, даже не поздоровавшись - шорк, шорк, шорк по двору, на огород и по тропке в баню.
- Кто это, - спрашиваю, - баб?
- А, Фенечка.
- Ты её приглашала?
- Её не надо приглашать - сама приходит.
- А как она узнала, что мы баню истопили?
- Фенечка всё знает.
- Она колдунья?
Бабушка брови нахмурила:
- Никакая не колдунья - блаженная она. Да тебе тёткой доводится - первая жена Фёдора. Фёдор-то, старший брат тваво отца, деду нашему ровесник.

В родительской спальне висели два портрета - с противоположных стен любовались друг на дружку Фёдор Кузьмич и няня Матрёна. Что сказать - красивая пара. Только, когда узнал историю этой семьи, стал внимательнее приглядываться к выражению лиц и их глазам - и, кажется, поджал дядька губы с обидою, а в напряжённом взгляде вопрос застыл: что ж ты, любимая, дитятко наше не уберегла? А в очах Матрёны боль угнездилась - простишь ли, Феденька?
Эти портреты - отцова доля наследства из братова имущества. А дом-картинка долгое время служил селу почтой, сберкассой и узлом связи.
От Натальи Тимофеевны осталась лишь запись в домовой книге да могила на кладбище.
От Кузьмы Васильевича не осталось ничего.

Несмышлёная Верка дожила до седых волос и встретилась мне на жизненном пути в образе очень даже сметливой соседки-старушки. Бредя однажды полем к далёкому лесу за грибами, поведала нам, детворе, о своём личном участии в Гражданской войне.
Шашка оренбургского казака Дмитрия Копытова долгое время хранилась в её семье. Но от поколения к поколению дети рождались своевольные - если сынов ещё можно было словом приструнить, то от внуков жди чего угодно. И снесла бабушка Вера «саблю вострую» в местный краеведческий музей. Там, понятно, не захотели увековечить имя белоказака и подписали экспонат - «холодное оружие времён Гражданской войны».

В самом центре петровского кладбища, то есть равноудалено от его краёв, выстроился ряд почитаемых нами могил. Это последнее пристанище бабушки Натальи Тимофеевны, дяди Саблина Алексея Григорьевича, тёток Александры и Анны Кузьминичен. Какой ни на есть, а след на Земле. И ещё потомство, призванное чтить память.
В безвестность канул Андрей Яковлевич Масленников, которого если и поминали иногда, то не иначи как «Андрияшка окаянный». Придя с фронта, где он «героически» дрался в заградотряде и видел в прицел не лица немецких фашистов, а спины наших штрафников, запил, забуянил, и дебошами свёл в могилу жену Александру. Дети от него отреклись. А потом попал Андрияшка в лапы прохиндейской бабёнки по прозвищу Маряха, и затерялись его следы.
Казалось, и память о нём сотрётся с уходящим поколением. Не тут-то было - увековечили Андрея Яковлевича. В местном краеведческом музее хранится запись о том, что является он организатором первого колхоза на Увельской земле. И нам, потомкам, следует им гордиться.
Ответить Пред. темаСлед. тема

Быстрый ответ, комментарий, отзыв

Изменение регистра текста: 
Смайлики
:) :( :oops: :chelo: :roll: :wink: :muza: :sorry: :angel: :read:
Ещё смайлики…
   
  • Похожие темы
    Ответы
    Просмотры
    Последнее сообщение
  • Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен"
    santehlit » » в форуме Раскрутка
    601 Ответы
    63470 Просмотры
    Последнее сообщение Гость
  • Клуб любителей научной фантастики
    santehlit » » в форуме Раскрутка
    601 Ответы
    61954 Просмотры
    Последнее сообщение Гость